Третий шанс
Шрифт:
— Держать свой флаг я буду на «Цесаревиче», в отряд войдут «Ретвизан», «Пересвет» и «Победа». Младшим флагманом на «Пересвете» будет контр-адмирал Иессен, у вас, если вознамеритесь выйти в море, таковым является князь Ухтомский на «Петропавловске».
— Непременно выйду, Степан Осипович, грех в такое время сидеть в Мукдене и со стороны смотреть. Я все же моряк, потом наместник. А кого вы видите на крейсерах? Учтите, во Владивосток прибыл вице-адмирал Безобразов, он примет командование ВОКом по высочайшему повелению.
— «Громобой» не отдам, он мне тут нужен. В линию крейсер ставить не намерен, слаб он для нее. Пусть на нем Рейценштей свой брейд-вымпел обратно поднимает, у него еще «Диана» с «Палладой» в отряде будут — у них скорость у всех
— Хорошо, все ваши перестановки я утверждаю, главное завтра отремонтированные броненосцы в Дальний перевести, погода хорошая будет…
Так погибали русские корабли в гавани Порт-Артура, безнаказанно расстреливаемые японцами. У адмиралов не хватило решимости выйти в море…
Глава 30
— Держать японцев огнем, в штыки ходить категорически запрещаю — берегите солдат, сибиряков у нас не так много господа, чтобы проливать понапрасну их кровь. А японцев много, гораздо больше, чем нас — так пусть они свои головы и сложат. В Токио говорят, что это земля для нас чужая, так и для них она не родная, а манджуры с китайцами их ненавидят.
Алексей Николаевич замолчал, приложил к глазам бинокль — русская пехота заняла гребневые позиции на сопках, в четырех-пяти верстах от береговой черты. И это была самая безопасная позиция от огня корабельных орудий — стрелки из дивизии генерал-майора Фока несколько раз пытались сбросить японцев в море, но каждый раз японские канонерки отгоняли их огнем из 152 мм и 120 мм орудий. Пару раз стреляли с отдаления броненосцы, которым мелководье не давало подойти к берегу — чудовищные разрывы их тяжелых снарядов навели страху на русскую пехоту, которая предпочла отойти в сопки, на безопасное расстояние от такой жуткой напасти.
Однако ответный огонь русских трехдюймовок, раз за разом накрывавший японцев облачками шрапнели может и не был так страшен, но по-настоящему губителен на открытом пространстве. Особенно большие потери японцы несли, когда пехота по пояс в воде брела к берегу, высаживаясь во время отлива из шлюпок и баркасов, что сновали от транспортов к полосе прибоя. Да и небольшим пароходам досталось, что застряли на отмелях — гранаты русских четырех фунтовых пушек (87 мм), которые уже широко использовались в рядах стрелковых батальонов, наносили японцам ощутимый ущерб. Впрочем, орудийные взводы японцы старались выбить огнем своих полевых пушек — в таких дуэлях словно времена Бородинской битвы возвращались, кровавые и бескомпромиссные. А вот с трехдюймовками самураи ничего поделать не могли — те располагались на обратных к противнику скатах, к тому же их закрытые позиции зачастую были недосягаемы до вражеской артиллерии. Так что сложилась ситуация, именуемая в шахматных партиях патовой — три русские дивизии не могли спихнуть обратно в море три японских, а те в свою очередь даже отчаянными атаками не могли пробить оборонительные рубежи и прорваться к железной дороге.
К тому же теперь им препятствовала полевая артиллерия — шестидюймовые мортиры и 42 линейные (107 мм) пушки. Каждая из дивизий получила дивизион таких орудий, из одной мортирной и двух пушечных батарей. К сожалению, дальность стрельбы у них была незначительной, но атаки вражеской пехоты захлебывались в крови, и японцы. Имея в достатке кирок и лопат, последние были у каждого солдата, лихорадочно окапывались, создавая укрепленный лагерь протяженностью фронта в полтора десятка верст.
— Господа, нужно продержаться еще три дня, а там от Порт-Артура прибудет тяжелая артиллерия — 120 пудовые шестидюймовые орудия и осадные 42-х линейные пушки. Тогда нам можно будет обстреливать вражеские транспорты, благо они стоят на якорях и являются
— Почему вы так считаете, ваше высокопревосходительство?
Командующий 3-м Сибирским армейским корпусом генерал-лейтенант Штакельберг выглядел болезненно, но глаза горели боевым задором и непреклонностью. И хотя они были давними знакомыми, тем не менее в боевой обстановке к Куропаткину обращались как к главнокомандующему.
— После потери двух броненосцев японский флот резко ослабел, а у нас в строй вернулись «Ретвизан» и «Цесаревич». Их командам надо несколько дней, чтобы окончательно вспомнить то, чему их учили, и от чего они отвыкли за долгий ремонт. Четыре вражеских броненосца, конечно, сила, но у нас их семь, и даже броненосные крейсера японцам не сильно помогут. Надо просто подождать, господа, потерпеть — сбросим мы их в воду, как только помощь врагу перестанет морем приходить.
— А что у Дагушаня, ваше высокопревосходительство?
— Завтра туда и поеду — ночью на поезде до Инкоу, а там верхом к берегу. Там одна японская дивизия, у генерала Сахарова их две — скинут в воду обязательно, набег русских крейсеров показал японцам их уязвимость с моря. Так что им или прорываться берегом к устью Ялу, на соединение с Куроки, либо идти сюда, получив поддержку от кораблей. И скорее последнее — но там генерал Сахаров уже подвел батальоны и взял противника в окружение. Почти как у вас положение — два плацдарма и оба блокированы. Ничего — в условиях осады самураи долго не продержаться, припасы нужны, а доставить их можно только морем…
Договорить Алексей Николаевич не успел — чуть в стороне высоко разорвалась шрапнель, вниз сыпанулись шарики, раздались стоны, кого-то зацепило. И тут же ему протянули каску, похожую на английскую, какие получат некоторые полки на Северном фронте, через двенадцать лет. Если получат еще — история может поменяться, как здесь происходит.
— Наденьте, ваше высокопревосходительство, от ранений в голову убережет. Проверили уже, только этих «тазиков» у нас мало — из Порт-Артура пару сотен привезли, и все. Генерал Стессель ими в первую очередь свои батальоны снабжает, а нам мало достается. Хотя на вид они срамота!
— Не скажите, барон, не скажите. Вид не важен, защита нужна больше! Поймите — эти «тазики» уберегут от ранений в голову, шрапнель не страшна!
Алексей Николаевич надел каску, застегнул ремешок под подбородком, показывая пример офицерам. И оглядевшись, негромко произнес:
— Каски будут у всех, господа, нужно только время. Ваши головы потребуются отечеству, не стоит их впустую подставлять под чугунные шарики. Но камней тоже опасайтесь — от разрывов гранат они в разные стороны летят. Китайский фуфайки для солдат берите — набитые ватники летящие камни и щебенку хорошо удар сдержат. В них серьезно не покалечит, и ребра не переломает. Внешний вид не так нужен — погоны прицепить можно. У нас даже краски нет, а ведь белые гимнастерки перекрасить, слишком они заметны. Сами как-нибудь выкручивайтесь, деньги есть — закупите. Железная дорога одна, ее пропускная способность сильно ограничена, так что на местные ресурсы рассчитывать нужно. Я рассчитываю на вашу заботу о солдатах, господа генералы — они наша самая главная ценность.
Мог бы и не говорить такое — Фок, Кондратенко и Горбатовский считались самыми заботливыми и внимательными начальниками к солдатским нуждам. А нижние чины верили им, что важно — недаром Порт-Артур держался так долго в осаде. И то, что крепость пала, не их вина, причиной тому страшные ошибки, что допустили «верхи» в Петербурге, и он тут на месте. Да-да, ведь сам этому поражению причина, причем весомая. Если положить руку на сердце, именно он распорядился вывозить из Квантуна продовольствие, думая кормить армию, а доставлять поездами больше людей и боеприпасов, в то время как местные ресурсы позволяли в то время обеспечивать трехсоттысячную группировку. Это потом разросшаяся до миллиона армия полностью «объела» Маньчжурию как прожорливая саранча.