Третий шеар Итериана
Шрифт:
— Что ты помнишь?
— Мало, — ответил после паузы мальчик. — Каток. Сказки. И то, что Софи рассказывала.
— Знаешь, как мы с ней познакомились?
— Ты снимал у нас комнату, да?
— Да. Но все не так просто. До того, как попасть к вам, я был преступником. Вором.
Это давно уже стало прошлым, и слова признания давались легко. Ни сожаления, ни угрызений совести. Их и тогда не было. Вор и вор. Валет.
— Впутался в неприятную историю, полез на рожон. Ну и поплатился. Меня ранили. Подстрелили. Упал в реку… Должен был умереть,
Люк молчал.
— Она спасла меня не только от смерти. Вы оба спасли. Я мог уйти и вернуться к прошлой жизни. Но не захотел. Остался. Давал деньги за комнату. За продукты. За уголь. Квартирант, да. А на деле… Мне было хорошо с вами. Я ведь вырос на улице, а тут у меня появился настоящий дом. И семья. Кто-то, о ком нужно заботиться, и кто-то, кто заботился обо мне… До этого я и не знал, что так бывает. И, наверное, если бы за прошедшее время у меня появился кто-то настолько же близкий, прошлое стерлось бы понемногу. Осталась бы добрая память, благодарность. Но не повезло. Или повезло, как сказать. Там, где я был, приходилось по-всякому. Не скажу, что всегда и во всем плохо, но оставаться там не хотелось. А возвращаться, кроме как к вам, мне было некуда. Понимаешь? И я мечтал, что вернусь. И если бывало особенно плохо, я думал о вас, о том, что нужно держаться, чтобы однажды увидеть вас. Вы опять спасали меня, пусть сами не знали об этом. А один раз буквально с того света вытащили…
Тьен достал из кармана платок и вытер лоб под взмокшей челкой. Всего на миг закрыл глаза, и сердце трусливо забилось, испугавшись темноты.
Хотя на самом деле она не черная…
…Пустота не была черной — это в глазах потемнело.
Вода стекала с крыльев кровью.
Земля тянула к себе.
Воздух держал из последних сил.
А огонь гас…
Месяца не прошло с того дня, как он героем вернулся в столицу. Празднества, подарки, торжественные оды…
— Один ты не справишься, — сказал Холгер. — Нужно вместе.
Пустота отступала, осталось несколько мелких разрывов, которые планировали закрыть в несколько дней… И вдруг один из них разросся всего за час. Ничто сожрало озеро, откуда не успели уйти ундины. Оттяпало кусок леса. Срезало вершину родового холма двергов. Низкорослые родичи альвов давно покинули жилища, но ундины…
— Вместе, — решил правитель. — Но нужно подождать.
Он еще не отошел от прошлой встречи с пустотой. И Эйнар, как Тьену говорили, слишком истощен и оправится не раньше, чем за неделю…
Разрыв к тому времени станет еще больше. Доберется до рощи дриад. А эти при всем желании не смогут спастись. Не выкапывать же деревья? В лучшем случае сбережешь десяток саженцев, которые, возможно, и не приживутся на новом месте.
— Лучше так, — загодя смирился с потерей Холгер. — Но после мы покончим с нею раз и навсегда.
Не навсегда, Тьен тогда уже знал. На сто лет. Двести. Триста. Пусть бы и на тысячу, но потом пустота вернется. Она всегда возвращается…
— Не смей туда соваться!
Но он пошел. Не только назло Холгеру, и не только из-за дриад, но и потому что помнил: когда все разрывы будут закрыты, он вернется домой.
Соврал тем, кто следовал за ним, что правитель знает и одобряет.
Лили могла бы это оспорить, она всегда была в курсе его редких разговоров с Холгером. Но Лили промолчала. И была рядом, пока хватало сил. Не ей — ему, чтобы закрывать отряд от пустоты. А когда огонь стал гаснуть, он приказал отойти на безопасное расстояние…
— Ты не справишься, — сказала пустота голосом Холгера.
Он мог отступить.
Но… не мог.
Шеар не отступает. Это в его крови, наполненной силой четырех.
Не гордость, не долг. Его создали таким. Если не получается восстановить материю разорванного пространства, есть другой способ победить. Четверо не позволят сдаться. И последний бой похож на первый: у тебя нет воли, ты — оружие…
И Верден не такой уж герой, как о нем говорят. Совсем не герой…
Тьен это понял, когда оказался в той же ситуации, что и дед.
Шеар не отступит. Даже не подумает об этом…
Но Этьен был полукровкой и, наверное, поэтому успел подумать. И испугаться. И пожалеть, что не послушал Холгера. Почти успел признать его правоту и мысленно помириться с ним… напоследок…
А потом стал шеаром.
…Но героем почему-то не стал, хоть успел и об этом подумать за миг до того, как огонь погас, и тело орлана, теряя опадающие пеплом перья, полетело вниз…
— Почему он не ушел? Не исчез?
Йонела была близка к истерике. К настоящей такой, постыдно-человеческой истерике.
Тьен не видел ее. Ничего не видел, не чувствовал. Он еще был в пустоте, а пустота была в нем, и лишь голоса долетали из ниоткуда.
— Почему он жив, Холгер? Почему твой отец погиб, а он еще здесь?
Пустота внутри Тьена расхохоталась: у старушки появился еще один повод ненавидеть его. Сначала он посмел родиться, а нынче посмел не умереть.
— Наверное, потому что он отчасти человек, — предположил Холгер. — Сила стихий ушла в ничто, а человеческое тело осталось.
— Не только тело, — не согласилась Йонела. — В нем есть огонь, вода…
— Воздух и земля. Я вижу, — перебил мать шеар. — В людях тоже это есть.
Теперь пустота молчала, а смеялся Тьен: что, бабуля, съела? Оказывается, в каждом человеке есть частичка четырех, а ты всего лишь какая-то… с-с-сильфида!
— Это не та сила, — прекратил веселье голос Холгера. — Это вообще не сила. А силу он себе вернет. Понадобится время, но он справится.
Кто это сказал? Отец, переживающий за жизнь сына? Или правитель, который знает, что шеаров в Итериане никогда не будет слишком много?