Третий удар. «Зверобои» из будущего
Шрифт:
Уже второй день я работаю в штабе комендатуры в качестве машинистки. По сути, делаю то, что в родное время делал ксерокс, — да-да, тиражирую документы. Пишущая машинка берет четыре копии, а их надо на некоторые документы до сорока — это по разным инстанциям и полицейским участкам. Что в них? Хотела бы сама знать, но… я как не знала немецкого, так и не знаю его, кроме десятка обиходных слов и фраз, выученных на скорую руку и зазубренных намертво. А печатаю я вслепую десятипальцевым методом, что на русском, что украинском, что на латинице. Главное, что пальцы знают сами, где какая буква расположена, и в текст не надо
Устроилась я на удивление просто. Связной в Ровно с брезгливостью в голосе обхаял соседку, что вот девка продалась немцам ни за грош — машинисткой в штабе, а сама — краля. Тут же выяснили, что «немецкая шлюха» — одинокая женщина, ненавидимая всем кварталом с детства только за то, что дед был этническим немцем, а мать украинкой из-под Одессы. Да и сама семья всегда держалась «не здоровкаясь».
Найти в Ровно нормальную обувь оказалось самым тяжелым нашим заданием. Не то чтобы ее не было, но покрой немецкий и наш, отечественный, — это как небо и земля, а заявиться знакомиться в «прикиде не по теме» это все равно, что пойти на диверсию с миной без взрывателя — примерно так я объяснила своим мужикам. Прониклись. Туфли и колготки нашли. Остальной прикид дорабатывала на швейной машинке «Зингер», вспоминая длинные зимние ночи перед новогодними детскими утренниками. Спасибо дочке — она меня сподвигла в свое время научиться быстро шить без всяких выкроек.
Знакомство произошло без лишних выкрутасов. Подловила на выходе из магазина, толкнула, улыбнулась и извинилась:
— Ой! Пробачте, панi! Я така незграбна! Ось Ваша валiза! — и снизу, с колена, увидела, как недоверчиво и удивленно распахнулись глаза «объекта». Привыкла небось, что с ней заговаривать тут брезгуют. Жизнь научила быть гордячкой, не замечать хамство и презрение со стороны людей, плевки со стороны соседей и ничем не прикрытую ненависть горожан, а тут…
— Ой! Ваш хлiб! Biн впав у багнюку! Ой! Я так винна! Чи можу я якось згладити свою провину i пригостити вас фiлiжаночкою кави?
— Ну… мабуть так!
А что, за чашечкою кофе одна женщина не найдет что сказать другой? Не смешите мои панталоны, как говорят в Одессе. Могу только сказать, что через час мы были лучшими подругами, а через два она, узнав, что я могу вслепую печатать, предложила поговорить с начальством на тему работы для меня.
И вот теперь мы сидим друг напротив друга и целый день стучим по клавишам. Как женщина мадам Элен очень тонкая и творческая натура. И если бы в этом мире ей можно было раскрыть свой потенциал, то, может быть, она стала бы неплохой поэтессой или писательницей. А так — кому она будет читать свои стихи?
«Я читаю стихи драконам, Водопадам и облакам».Это не я — это Николай Гумилев. А это Леночка, которая не может никому показать сжигающие душу строки:
«И однажды, может, где-то, ты поймешь меня, Как бескрылые взлетают строчкою стиха!»Прости, Ленусик… я не со зла. Просто такова наша работа.
Змей
Впрочем, как следует поработать с документами мне не дали. Полк перебрасывали южнее, для участия в Смоленском сражении. На вяземском направлении.
Вызов от Мехлиса пришел неожиданно, в последний момент, до отправления эшелона оставалось полтора часа.
Поздоровавшись, Лев Захарович выложил на стол подполковничьи погоны и орден Боевого Красного Знамени:
— Это тебе, — сказал он. — За «Тигры». Если твои машины покажут себя — запустим их в крупную серию. Сам пробью.
Подполковник Долгих при виде моих новых погон скривился, как будто уксусу хлебнул, но поздравить — поздравил.
Выгружали нас на каком-то полустанке, и, судя по следам, мы были далеко не первыми.
Полустанок прикрывали зенитки, не меньше дюжины. Это только те, которые я сумел заметить. Над станцией болталась эскадрилья И-180. На высоте порядка шести тысяч тоже кто-то барражировал, но их я опознать не смог. Нас встречали капитан из штаба фронта и лейтенант — командир батареи «Вязов», которые должны были сопровождать нас до места, известного лишь командованию.
Полк выстроился в колонну и двинулся вслед за капитанским джипом. Я, воспользовавшись служебным положением, пристроился в люке своей машины, за зенитным пулеметом. Были у меня подозрения, что пострелять придется.
Ночью прошел дождь, он прибил пыль, но не сумел развести грязь, так что видимость была отличной.
Несмотря на отсутствие прикрытия с воздуха, немцы нас не беспокоили. Или на нас не отвлекались. Одна группа бомбардировщиков проследовала в стороне, не обратив на нас внимания, другая прошла прямо над нами, к полустанку, на котором мы разгружались.
Шли красиво, ровно, штук тридцать, не меньше, «Хейнкели-111». Прикрывали их «мессеры», двадцаткой.
Обратно бомбардировщики летели как попало, без строя, без прикрытия, по принципу «спасайся, кто может». За ними, постепенно догоняя, летели две четверки Ил-4 под прикрытием восьми И-180. Из замыкающего «Хейнкеля», на мой взгляд, совершенно исправного, начал выпрыгивать экипаж.
— Чего это они? — удивился один из заряжающих. — Рехнулись, от бомберов бегать?
— Это не бомберы, это «пилорамы», — врубился я и добавил: — Сейчас мы медленно-медленно спустимся с горы…
Ребята заржали.
Через полчаса настал и наш черед. Появились «лаптежники», и тоже с нехилым прикрытием. Атаковать, правда, не стали, болтались на высоте, чего-то выжидая.
«Вязы» взяли их на сопровождение, как наши, так и приданные. «Успею, — подумал я. — Пока они пикировать не начали, можно не дергаться».
Остальные пулеметчики не разделяли моего благодушного настроения и старательно выцеливали болтающиеся на высоте «юнкерсы».
Рев моторов и грохот пушечных очередей обрушились на нас с хвоста колонны. Вдоль дороги скользила четверка «фоккеров», поливая огнем грузовики и зенитки. По чистой случайности мой пулемет был развернут в этом направлении. Стрелять я начал раньше, чем понял, что происходит.
Длинная очередь, словно плетью хлестнула по самолетам, первый поймал пули плоскостью, взрыв и потеряв полкрыла, истребитель врезался в землю. Второй получил очередь в мотор, вспыхнул и пошел падать влево от дороги.