Третья смена
Шрифт:
– Смотри не пожалей, диссидент сраный, – сказал вслед Сергей.
Лагерная жизнь шла своим чередом, третий отряд на этой неделе дежурил. Мишка весь день возился в младшем отряде, в качестве помощника вожатого. После отбоя малыши попросили рассказать страшную историю.
«В одной чёрной—чёрной комнате стоял чёрный—чёрный шкаф.»
Глаза у мальчишек горели, они затаили дыхание, и вдруг в окошко кто-то постучал. Все вздрогнули.
– Мишка, подь сюда. – В окне появился Витька.
– Ты чего? Ща дорасскажу и приду.
– Кароч. Приехали люди какие-то и к директору прямиком. Володьку
– Чего обыскивать-то?
– А я чё, знаю штоль? Говорят так.
– Ща я выйду, надо всё обмозговать.
Малышня притихла.
– Так, парни! Лежите тихо. Мне надо отойти. Срочные дела нарисовались. Вот разрулю их и дорасскажу вам историю, – сказал Мишка ребятам и ушёл.
Мысли вихрем кружились в голове. Что мог сделать молодой студент такого, что приехали люди в гражданском и собираются его забрать? И при чём тут Серёжа?
Соображать нужно быстрее. Мишка вспомнил, как Володя прятал за полку в каморке папку с печатными листами. Такие листы он видел у родителей, когда они читали вслух на кухне.
Всплыли воспоминания о том, как всё перевернули в их квартире, но не нашли ничего. То, что искали было у соседской девочки под ногами.
Миша нащупал в кармане ключ от фотолаборатории, который забыл вернуть хозяину.
«Кто мог стукнуть на Володю? Серёга! Конечно! Увидел фотографии и понял, что в тот момент там был с Лидкой. Их там видели. Всё совпало. И град, и Чертовка, и странные звуки. Я должен успеть раньше ментов. А это хуже. Кей Джи Би 3 . Скорее. Надо спасти Вовку. Он нормальный. Хороший», – думал парень, мчась к корпусу.
За ним бежал Витька.
– Витёк, давай к окну на шухер, а я в комнату. Знаю где тайник. Если всё там, надо это спрятать.
В каморке был полумрак. Мишка быстро подставил стул, влез на него и пошарив за полкой в углублении, вынул папку и небольшой свёрток.
3
* КейДжиБи. Так называли КГБ – Комитет Государственной Безопасности в СССР. Сейчас это ФСБ.
В коридоре послышались тяжёлые шаги нескольких человек и голоса. Мишка сунул сокровища в окно и шепнул Витьке: «Быстрее беги и спрячь». Закрыл окно, сел около фотоувеличителя и начал перебирать фотографии.
– Так! А это ещё что за явление, – удивился вошедший директор.
За ним стояло трое незнакомых мужчин, Володя, библиотекарша и вожатая первого отряда.
– Я… Я тут фото отбираю про… ну про третью смену. Для газеты.
– Быстро в отряд! – скомандовал директор.
Миша с Витькой встретились в беседке. Открыв папку, увидели листы с распечатанным текстом. На первом написано: Борис Пастернак. «Доктор Живаго». В свёртке фотографии Серёжи с Лидой в шалаше и три проявленных плёнки.
Парни спрятали это под пол. Покурили и пошли в корпус. Позже они узнали, что в фотолаборатории ничего такого не нашли и Володю отпустили. С чувством выполненного долга мальчишки отправились спать.
***Мишка припарковал свою «копейку» и пошёл в сторону Елисеевского. На улице Горького, как обычно, было людно. Лёгкий ветерок трепал ветки старых лип. На душе было легко и спокойно.
В кафетерии Филипповской булочной народу всегда много, но очередь двигалась быстро. Миша купил стаканчик кофе с молоком, пару пирожков с капустой и встал к столику около окна. Его взгляд приковала к себе группа молодых людей в потёртых и даже драных джинсах, немыслимо вытянутых футболках, потерявших форму ещё в прошлой жизни. Длинноволосые парни курили, оживлённо разговаривали, размахивая руками. Один, облокотившись на витрину, бренчал на гитаре. И что-то очень знакомое показалось в его лице.
– Володя! Володя, ты? – выкрикнул Миша, выбегая из двери.
– Ну, я.
– Не узнаёшь? Давай, напрягись, вспомни.
Хипарь задумался, видно было, что он перебирает в памяти разные воспоминания. Он нахмурился, сделал шаг назад, наклонил голову, разглядывая собеседника.
– Мишка! Ты ли это, бродяга? Мишка! Как я рад тебя видеть! Какой ты. И не узнать.
Парни обнялись, похлопывая друг друга по плечам.
– Сколько же мы не виделись, Миш? В 80-м в последний раз, на Олимпиаде и очень коротко. Получается восемь лет. Это ж целая эпоха. Ты как тут, просто так катаешься или по делам?
– Просто зашёл в любимое место подкрепиться пирожками.
– А-а-а-а, помню, помню бабулины пирожки. Как она?
– Бабушка нормально. Она у меня молодец, крепкая, работает в кооперативе при типографии корректором. Володь, давай где-нибудь посидим. У меня неподалёку машина стоит. Ты свободен?
– Ух ты какой. Машина у него. Молодец! Знаешь, я тут совсем рядом работаю – в Станиславского музыкальном. Там можно бросить якорь.
– Ни чё се! А что ты там делаешь? Поёшь оперные партии? – захихикал Михаил.
– Ага, оперные. Риголетто, когда выпью лишнего. Работаю осветителем. Ну, как? Поехали?
– А поехали!
Володя подошёл к своим ребятам, что-то сказал, зачехлил гитару, и они с Михаилом двинулись к автомобилю.
Театр жил своей жизнью и готовился к приёму зрителей. Уборщица возила по полу в фойе мокрой тряпкой, в буфете раскладывали бутерброды на подносы, на сцене рабочие устанавливали декорации.
Молодые люди прошли в осветительскую ложу. Володя налил в кружки воды и включил кипятильник.
– Сейчас по чайковскому выпьем. А хочешь, кофе растворимый есть, хороший, индийский. И бутерброды с колбасой организую.
– Да ладно суетиться-то. Присядь лучше и расскажи о себе. Как ты, чем занимаешься. Я смотрю ты большой оригинал. Хипуешь.
– И не знаю с чего начать. Ну, в общем, после того, как вы с Витькой меня спасли, а потом обнародовали фотографии, Серёгу уволили. Его жена кипиш подняла. Ну там местком, профком. Везде написала, нажаловалась.
Уволили его с нашего факультета, и приняли на геологический хозяйственником, а через год он пошёл на повышение и уже работал в ректорате. На пользу пошло. Сейчас работает в Моссовете начальником каким-то. Не зря же его фамилия Ручкин. Там же наверху рука руку моет, сам знаешь.