Третья смена
Шрифт:
Вернувшись в палатку, я за пару минут уложила чемодан. Вещизмом я не страдала. Самая ценная из них – мамина, ставшая теперь уже моей, гипюровая кофта на мне. Остальное: сарафан, купальник, шерстяная олимпийка, трико с вытянутыми коленями, которое я вообще тихо ненавидела, пара футболок, кое-какое бельишко и полукеды с вложенными в них носками – вот весь мой скарб.
Я знала, что за мной зайдёт Мариванна, и всё-таки резкий её голос меня испугал:
– Тушнова! Бери чемодан, пошли!
Мариванна завела меня в центр площадки, где шла линейка и уже блистала вышколенным тоном директор.
И тут случилось непредвиденное. На словах «… сейчас мы прочтём вам, ребята, какие письма получают наши пионерки…» Зоя Васильевна протянула руку назад. Наверное, тому, кто должен был в неё вложить письмо. Но сзади неё все стояли, вытянувшись по струнке. По рядам старших отрядов прокатился гул. Информация в лагере разносилась быстрее молнии.
– Где? – обратилась директор к Эдику.
– У меня нет, – сдвинул плечами тот.
– Ладно, с этим я позже разберусь.
И… что-то всё-таки пошло не так. Вместо того чтобы, как обещалось, заставить меня пройти кругом позора, директор вдруг изменила решение и отчеканила, как приговор:
– За беспрецедентный в истории пионерлагеря поступок пионерка 11-го отряда Ольга Тушнова отстраняется от всех развлечений до конца смены!… Линейка окончена!.. Всем на завтрак!
На минуту повисла тишина, потом раздался дружный выдох. Я так даже сразу и не поняла, что остаюсь. И только Марина, улыбнувшись, незаметно для всех мне подмигнула…
Глава IV…На самом же деле случилось вот что.
На стадионе мы были не одни. Трибуны, сколоченные из досок, снизу имели пустоты. В них часто прятались мальчишки на перекур. Конечно, этого делать было нельзя, тем более в пионерлагере. Но запретный плод – он же, как известно, слаще.
Нас с Лариской просто оттуда кто-то подслушал. И, желая выслужиться, донёс директору, которая, немедля, вызвала Марину и Мариванну, но они лишь сдвигали плечами: знать ничего не знаем, ведать – не ведаем. И тогда директор в срочном порядке приказала обыскать мои вещи. Марина была против этого произвола и чуть не заработала выговор.
Но Зоя Васильевна не терпящим возражения тоном сказала:
– В таком случае вы, Марина Александровна, лично ответственны за то, чтобы через час письмо было здесь на столе. И меня не волнует, каким образом вы это сделаете!
Вернувшись, Марина разбудила и увела с собой Ларису. О чём они говорили, я так и не узнала. Ясно было одно: ни та, ни другая письма не брали.
Его взяла воспитатель, вернувшись в палатку во время полдника. К счастью, она не нашла конверт, лежавший в книге, оставив так у меня хоть что-то от Серёжки…
Уже тогда я не понимала поступков взрослых. Я и сегодня не всегда их понимаю. Но тогда было особенно больно. Пусть нас подслушали, пусть сдали со всеми потрохами. Всегда есть выход, если его искать. Скажем, как поступила Марина.
…Итак, меня, по сути, посадили под домашний арест. Хорошо, хоть туалеты, как в армии, драить не заставили!
После завтрака ребята ушли на поляну, а меня назначили дежурной.
Вымыв пол и вытерев пыль, я присела на кровать, достала остатки своего внезапно ставшего горьким счастья и… тут-то слёзы меня и догнали. Упав на кровать, я заревела белугой. Ну почему взрослые такие жестокие? Почему?..
Вздрогнув от лёгкого прикосновения, я оглянулась и увидела Маринку. В руках она держала… моё письмо.
– Ну что, арестант? Первый раз не довелось? Так сейчас двойной повод сплясать! Танцуй!
Сказать, что я очумела – ничего не сказать. Я вскочила с кровати, схватила Марину в охапку и закружила её по палатке. Слёзы текли по щекам, а я улыбалась и проглатывала их, как дурочка.
– Но как? Как вам удалось, Марина Александровна?
– Это всё Эдик. Он хоть и выглядит недотёпой, но очень быстро въехал в ситуацию и с риском для себя сказал Зое, что взятое им письмо где-то второпях обронил. А когда буря утихла, сам отдал его мне и сказал передать тебе на словах, чтобы прятала получше.
И вообще, чтобы знала: все старшие отряды на твоей стороне. Сказали, что будут писать петицию на имя директора.
– Что такое петиция? – поинтересовалась я.
– Что-то вроде ультиматума. Сказали, если тебя не реабилитируют, они тоже ни в чём принимать участия не будут. Так-то вот, влюблённая наша! – Марина, щёлкнув по кончику носа, по-сестрински меня обняла…
…Вечером, лёжа в кровати, я услышала, что Лариса тихонько всхлипывает. Мне почему-то стало её ещё жальче, и я спросила, что случилось. Она попросила у меня прощения, объяснив, что вся её вина была только в том, что она ушла со мной в тихий час, но письма моего, честное слово, не брала. И очень переживает, что я считаю её предательницей.
Конец ознакомительного фрагмента.