Третья жара
Шрифт:
Армин слабо охнул, прикусил нижнюю губу и невольно сжался, почувствовав, как в его зад втиснулись уже два пальца. Двигаясь внутри — и особенно раздвигаясь на манер ножниц, — они причиняли почти болезненный дискомфорт, но возбуждение от этого слабее не становилось. Наоборот оно лишь стало сильнее, вспыхнув в паху и заставляя выгнуться, подставляясь — когда Эрвин слегка согнула пальцы, задев ими что-то внутри.
— Ещё!..
В первое мгновение Армин даже не понял, что это просит он сам — так горячо и в то же время жалобно. Но та грань, за которой он действительно мог бы пожелать остановиться, была давно уже пройдена, и потому он лишь шире развёл ноги, хотя казалось,
— Ещё!
— Какой распутный мальчик, — голос Эрвин звучал мягко и вкрадчиво. Армину казалось, что именно в те моменты, когда она говорит подобным тоном, её стоит остерегаться сильнее всего. — Значит, тебе мало? Ну что же, сам попросил, — она дотянулась за бутылочкой, чтобы добавить ещё масла, а потом Армин почувствовал, как ему в зад вторгается уже третий палец. Это было чуть больнее, Армин шумно и часто задышал, пытаясь расслабиться.
— Слишком? — наигранно-участливо поинтересовалась Эрвин, резче и глубже вставляя в него пальцы. Армин жалобно захныкал, но, вглядевшись в её лицо, на котором явственно читалось возбуждение и садистское удовольствие, даже немного отвлекся от болезненных ощущений в собственной заднице.
— Я же говорил, самая красивая...
Кажется, Эрвин понравилось это — или же она просто пожалела невольно сжимавшегося Армина — но пальцами начала двигать нежнее. И даже приласкала другой рукой его напряжённый член — мимолетно, не давая разрядки, всего лишь раздразнив сильнее. Но это помогло расслабиться, и Армин сам подался навстречу, шумно сопя.
Боль почти ушла, оставив лишь слабый отголосок, который только оттенял удовольствие, делая его ярче. Армин прикрыл глаза и тихо постанывал, наслаждаясь тем, как пальцы Эрвин растягивают его, гладят изнутри, вызывая восхитительно сладкие ощущения, которые становились всё сильнее, настолько, что даже трудно было терпеть. Член уже сочился, и Армин чувствовал, что скоро кончит, даже не прикасаясь к нему.
Эрвин, конечно, тоже видела его состояние. И, должно быть, решила, что Армину нужно ещё больше. Притормозила, лишь слегка двигая рукой, подлила ещё немного масла и... Армин приглушённо вскрикнул, ощутив, как в него входят сразу четыре пальца.
Это был предел. Казалось, что дальше растягивать некуда и если втиснуть в придачу к пальцам ещё хоть волосок, его задница порвётся. Эрвин мягко двигала рукой, и вскоре Армин почти расслабился, но тут она вновь потребовала:
— Смотри на меня!
Армин послушно поднял слипшиеся от слёз — когда он только успел заплакать? — ресницы, глядя Эрвин в глаза, и тут она резко двинула рукой, погружаясь в него аж до большого пальца. Армин вскинулся, выгнулся, невольно сжался от неожиданности и... со сдавленным стоном кончил себе на живот. Удовольствие вспыхнуло, заполняя собой от макушки до пяток, а несколько мгновений спустя все тело затопила дурманящая истома, делая его податливым и безвольным. Армин почти не ощутил, как Эрвин вытащила из него пальцы, и даже не заметил, как она отошла к умывальнику, чтобы сполоснуть руки. Он немного пришёл в себя, только когда Эрвин вернулась, притянула его в объятия и ласково произнесла:
— Мой красивый, славный, желанный мальчик... Ты ведь сделаешь мне хорошо?
Армин зажмурился, сонно поморгал, точно совёнок, и завозился, сползая в изножье постели. Хотелось спать, но отказать Эрвин он не мог и не желал. С мягкой улыбкой Армин потёрся щекой о её колено. В их прошлую ночь Эрвин учила его, как доставлять удовольствие языком. Самое время продемонстрировать, насколько хорошо он усвоил урок.
Должно быть, Эрвин достаточно возбудилась, развлекаясь с его задницей, но надолго её терпения не хватило. Подавшись вперёд, она ещё шире развела бёдра и потребовала:
— Армин, займись уже делом!
«Смотри, дело делай как следует. Эрвин любит, чтоб в делах порядок был», — промелькнуло в голове, и Армин закусил щёку изнутри, подавляя совершенно неуместное сейчас веселье и вместе с ним — некое тёмное чувство, ещё менее уместное, суть которого он не сразу понял.
Ревность.
Армин припал губами к сочащейся розовой плоти, пальцами осторожно раскрывая щёлку шире. Эрвин шумно дышала у него над головой, слегка ерзала, Армин ласкал её губами и языком, чувствуя, как вновь возбуждается, и мрачно думал: «Ты забудешь. Всех тех, кто был до меня, — забудешь. И тех, кто мог бы быть, — тоже. Я научусь всему, что ты захочешь мне показать, я буду лучше, чем можно представить, и тебе никто другой не понадобится, пока есть я». И даже не обратив внимания, что впервые обратился к Эрвин на «ты», пусть даже и мысленно.
— М-м-м... Армин! Да...
Конечно, это относилось не к его мыслям, а к действиям, в которых Армин был весьма усерден, вылизывая то мягко и нежно, то сильнее нажимая языком, изредка толкался им внутрь, а иногда и чуть прихватывал губами плоть. Эрвин ничего не говорила, не пыталась его остановить, только гладила по волосам, время от времени больно накручивая их на пальцы, и дыхание её сбивалось всё сильнее. Пару раз Армин даже слышал тихие-тихие стоны — и, довольный этим, продолжал с ещё большим энтузиазмом. Он уже знал, что Эрвин совсем не свойственно стонать в голос, и оттого слышать почти беззвучное «м-м-м...» было даже приятнее.
Армин немного поерзал, потёрся ноющим членом о смятые простыни — и внезапно подумал: а что, если лечь так, чтобы Эрвин тоже могла его ласкать? Хоть пальцами потрахивать в задницу; которая сейчас, надо сказать, слегка саднила, но и это казалось возбуждающим. Впрочем, эксперименты с позами вполне могли подождать до другого раза. А пока Армин, повинуясь внезапно пришедшей в голову хулиганской мысли, скользнул языком ниже, к заднице. Эрвин тихонько охнула — как ему показалось, удивлённо, однако попытки остановить не сделала. Армин, восприняв это как разрешение, принялся лизать маленькую дырочку, а потом и вовсе протолкнул туда язык. Сверху послышалось негромкое «О-о-о!..», но вскоре Эрвин слегка потянула Армина за волосы, недвусмысленно намекая, что неплохо бы вернуться туда, где был. Он не стал своевольничать, послушно выполняя это безмолвное требование и с упоением слушая, как дыхание Эрвин становится все более шумным и частым. Когда же она сладко вздрогнула с тихим стоном, Армин сам был уже почти на грани, но не торопился отстраняться. Несколько секунд — и Эрвин сама потянула его за волосы, заставляя отстраниться, но на этот раз не грубо, а мягко и аккуратно, совсем не больно.