Косички – есть что-то в этой простой причёске трогательное и наивное. Позвольте женщине сплести
волосы в две косы и перед вами предстанет иное существо: моложе и невинней. И это первое, что бросилось в глаза в её хрупкой долговязой фигурке. Они едва доставали до лопаток, стянутые яркими резинками, и при каждом движении чуть подпрыгивали. Широкие тёмные брови сходились на переносице, отчего лицо казалось обиженным.
Ей было тринадцать, мне пятнадцать. Конечно, я считал себя уже взрослым. Матерился, покуривал отцовские сигареты и щупал девчонок за гаражами. Впереди – ещё кажущееся светлым будущее, а за плечами двор и школа. Беззаботная юность, изредка прерываемая родительскими нагоняями и пацанскими драками.Тогда она показалась мне совсем ребёнком, и поначалу я не обращал на неё никакого внимания. Тем более, что в тот момент оно всё было сосредоточено на моей соседке, которая вошла в период расцвета и позволяла больше, чем другие.
Не
знаю, кто привёл её, но угловатая обладательница косичек стала появляться в нашей компании всё чаще и чаще. В основном молчала, оглядывая окружающих всё с тем же хмурым видом. Не смеялась над грубыми шутками и отказывалась травиться сигаретами и алкоголем, который мы втихаря таскали у своих дедов. И было в этом что-то раздражающе правильное, что я волей-неволей начал подшучивать над ней. То подсуну папироску, то окачу вонючим дымом «Примы», а то и притяну к себе, пытаясь положить руку на колено. Она отпихивала меня, благо, что я сильно не напирал, и отходила подальше, но компанию не бросала и возвращалась всякий раз. Мне казалось это будоражащим.
– Эй, Косичка, – один наш приятель окликнул её, когда она в очередной раз, держась на почтительном расстоянии, наблюдала за нашими посиделками, – ты нас не уважаешь что ли? Присоединяйся. Не боись.
– Мне нельзя, – едва слышно ответила она, чем вызвала приступ смеха всей нашей компании.