Трэвис
Шрифт:
— Думаешь, мы шокировали нашу компанию? — спросил он, накручивая на палец локон. Я отвела глаза в сторону, наблюдая за его движением мгновение.
— Не знаю. Они довольно понимающие.
— Да, думаю, так и есть.
Я выдохнула со смешком.
— Да. Но знаешь, что я замечаю в них больше всего?
— Что обычно они пьяны?
Я снова рассмеялась, а его палец продолжал лениво вертеться.
— Нет. Я замечаю, что все они точно знают, кто они такие, и не извиняются за это. Мы должны стремиться быть похожими на них.
Его глаза встретились с моими, и он, казалось, мгновение изучал мое лицо, что-то
— Ты права. — Он отвел взгляд, вернувшись к своему накручивающему локон пальцу. — Каждый должен стремиться быть похожим на них, — тихо пробормотал он, но у меня возникло ощущение, что он говорит скорее о себе, чем обо всех.
Я наблюдала за ним мгновение, мои глаза медленно скользили по совершенству его черт. Он был так классически красив, эти яркие глаза были необычными и завораживающими. На мгновение я задумалась, похож ли он на свою мать или на отца, и поняла, что это должен быть его отец, поскольку он так сильно походил на своего сводного брата — того, с кем у него был общий отец.
«Горячие, как грех, и гарантированно обожгут тебя, если ты подойдешь слишком близко».
Да, я могла это видеть.
Глубокий вдох.
Временные. Друзья.
Но преимущества были... впечатляющими. Я все еще видела звезды, и мои мышцы чувствовались так, словно превратились в желе.
— Будь осторожен, — сказала я, мои глаза скользнули к его пальцу, теперь безнадежно запутавшемуся в моей пряди волос. — Это похоже на одну из тех китайских ловушек для пальцев. Чем больше ты сопротивляешься, тем туже она становится.
Он рассмеялся.
— Тогда, думаю, я в ловушке навсегда.
А потом он перевернул меня, его рука двигалась вместе с моей головой, чтобы он не дергал меня за волосы. Я рассмеялась, удивленная неожиданным выпадом, прямо перед тем, как его губы прильнули к моим. Перед тем, как он доказал, что готов принять вызов и показать мне, как много вещей можно сделать без презерватива.
Глава 21
Трэвис
В восемь часов утра уже было ясно и тепло, солнечные лучи падали на крыльцо. Сетчатая дверь захлопнулась за мной, и мой взгляд скользнул по перилам, где в горшках стояли несколько растений Хейвен, их листья были зелеными и пышными под ее терпеливым уходом. Я улыбнулся. Другие бы отказались от них. Когда-то они были едва живыми, но теперь процветали. Я направился к качелям, готовый сесть и подождать Хейвен, которая все еще принимала душ, когда заметил одинокую фигуру, идущую вдоль причала.
Берт.
Я нахмурился, спускаясь по ступенькам и направляясь к озеру.
— Слепой человек, одиноко идущий по причалу? — сказал я, когда добрался туда. —Это кажется крайне нецелесообразным.
Берт повернулся на мой голос.
— Доброе утро, шеф Хейл.
Я подошел к нему, осторожно, чтобы причал не раскачивался под моими движениями.
— Доброе утро.
— И это очень прекрасно, — сказал он.
Боже, да.
Клянусь, после ночи с Хейвен, которую я мог описать только как умопомрачительную, я словно летал.
—
— Какие планы на этот замечательный день? — спросил он.
— Везу Хейвен на антикварную ярмарку в нескольких городах отсюда. Она наверху, готовится.
— Ах. Проведи меня до края. Давай посидим, пока ты ее ждешь.
Я подвел его к краю причала и помог ему сориентироваться, где сесть, опустившись рядом с ним так, что наши ноги свисали с борта. Он вздохнул, делая большой глоток воздуха, снова улыбаясь.
— Ты выглядишь счастливым этим утром, — сказал я. Хотя, по правде говоря, Берт излучал счастье с тех пор, как я встретил его. Я был рад, что попал в одну из глав его истории жизни.
— Я нашел птицу, — сказал он. — Ту, что пела только для меня.
Удивленный, я повернул к нему голову.
— Она зовется лесной певуньей, и она снова спела для меня. — Его улыбка стала шире. — Оказывается, она был прямо за окном Бетти. — Если чернокожий мужчина мог покраснеть, то он сделал именно это, хотя его улыбка не исчезла. На самом деле, она была такой широкой, что я подумал, не расколется ли его лицо.
— Ты старый обольститель, — сказал я, лишь слегка удивленный. Я заметил их дружбу... Наблюдал, как их тянет друг к другу, где бы мы все ни находились.
Он заговорщически наклонился ко мне.
— Скажи мне, она красива?
Я подумал о Бетти, о ее теплой улыбке и приветливом сердце, о том, как она порхала по отелю, как птичка, проявляя внимание ко всем, убеждаясь, что каждый из нас чувствует себя важным.
— Да, — ответил я. — Честно, Берт? Хорошо, что ты слепой, потому что иначе у тебя никогда бы не хватило смелости сделать хоть один шаг.
Невероятно, но его улыбка стала шире.
— Так и думал. Чертовски повезло, что я ослеп; мое прежнее «я» упало бы в шоке, услышав, как эта версия меня говорит это. — Он рассмеялся. — Жизнь действительно может измениться быстро и неожиданным образом. Согласен, шериф?
— Согласен, Берт.
Несколько мгновений мы сидели в дружеской тишине, я смотрел на воду, а Берт смотрел вдаль, будто разглядывая все, что там было.
— Бетти когда-то была писательницей, — сказал он.
— Неужели? Я не знал.
— Это было давным-давно. Истории — ее страсть. — Выражение его лица стало серьезным, и я склонил голову набок, любопытствуя, к чему он клонит и почему заговорил об этом. — Но она попала в аварию и получила травму головы, из-за которой забывает слова. — Он на мгновение замолчал. — Ты, наверное, заметил это. Это огорчает ее. Писательство стало разочаровывать и расстраивать, и поэтому она бросила это занятие, превратила свой семейный дом в гостиницу, чтобы прокормить себя... — он замолчал, тяжесть боли Бетти, очевидно, стала бременем и для него.
И я вдруг кое-что понял.
— Она рассказывает для тебя, — сказал я, думая обо всех случаях, когда я наблюдал, как Бетти описывает что-то происходящее, чтобы Берт мог представить это, наблюдал сосредоточенность и удивление на его лице, когда он, очевидно, делал именно это.
— Да. — Он улыбнулся. — И делает это так красиво и с такой детализацией, что в эти моменты ко мне почти как будто возвращается зрение.
Вау.
Рыба прыгнула, и вода покрылась рябью вокруг того места, где она вернулась в воду.