Тревоги ледяного грота
Шрифт:
– Совершенен только господь бог в небесах. Но даже там допускается воскурение, когда ангелы воздают ему хвалу.
Американец возвел глаза к небу.
– В нашем подледном городе недопустимо никакое загрязнение воздуха и никакая трата кислорода на горение. Поэтому мы и идем пешком, а не едем на автомобиле. Электромобили перевозят грузы и доставят ваш багаж ночью. Днем все дороги только для пешеходов.
– Я автомобилист, но я восхищаюсь вашими порядками. Дышать на улицах Нью-Йорка трудновато, это верно! Мне
– Что вы имеете в виду?
– Привычку к мясу! Боюсь подумать о ваших кушаньях и запасся консервами.
– Ну это вы зря! Я постараюсь переубедить вас на "пире надежды", который устрою в честь наших гостей.
– Пир, это когда много кушают и пьют? Но я ведь выпил на лайнере свою последнюю рюмку.
– Вы оцените и наши напитки.
– О'кэй, мэм! С вами хоть в ад!.. Где, правда, черти, вороша угли под сковородками, не курят. О'кэй?
Я рассмеялась.
Мы вошли в Грот.
Генри Смит с подчеркнутым восторгом озирал наше "подземное царство". И даже я смотрела вокруг, словно видя все впервые. И комок подкатил у меня к горлу. Честное слово!
Из-за верхнего освещения свод словно растворялся в высоте. К нему стремились исполинские ледяные колонны, увенчанные скульптурами держащих само небо богатырей, подледных атлантов, с так знакомыми мне лицами. Среди них мой Спартак, Остап и многие их соратники по, первым дням работы в Антарктиде.
Хрустальная колоннада разделяла Грот на смежные залы. Они напоминали бы собой Грановитую палату, как говорила Тамара Неидзе, если бы не были такими огромными, воздушными...
– Да это не ад, а храм какой-то!
– не удержался журналист.
– И даже с идолами!..
На дне Грота среди естественных холмов, освобожденных от материкового льда, раскинулся город с улицами и бульварами, переходящими из зала в зал. Зелень трав и деревьев, цветная пестрота клумб, даже мостики, перекинутые через вьющуюся речушку, рожденную тающим в глубине Грота льдом, заставляли забыть о километровой ледяной толще над головой.
– Как же они здесь выросли?
– удивился Смит деревьям.
– Точно так же, как до оледенения пышные тропические леса. Правда, теперешняя зелень завезена с других континентов, но, как видите, все прижилось, расцвело.
– В средние века я боялся бы за вас, мэм. Монахи уготовили бы вам костер за вашу черную магию. Но сейчас я переполнен восторгом! А из чего сделаны эти дома? Они хрустальные?
– Дома кажутся такими, потому что их ледяные стены облицованы прозрачными пластмассовыми плитами, внутри которых всегда струится холодильный раствор.
– Мои читатели заинтересуются: неужели там в шубах спят? Вы уж извините их.
Я рассмеялась:
– Напишите, что тут спят голышом. Электричество греет.
–
– Конечно. Ведь лед защищен изнутри от тепла охлаждающими панелями.
– Это как понять: греющие и охлаждающие панели соприкасаются?
– Совершенно верно. Энергия дает нам и тепло и холод.
– Единство противоположностей, как говорят у вас, марксистов.
– Я вижу, вы изучали философию!
– Вашу страну, мэм, которой не перестаю восхищаться.
– Как я рада вам, мистер Смит!
Я была тогда искренней! Но теперь стыжусь этих слов!
Журналист насторожился и даже положил руку на воображаемую кобуру:
– Что это, мэм? Атака?
Навстречу бежала толпа людей.
– Нет. Это всеобщая утренняя зарядка. Каждый житель города пробегает утром по два-три километра.
– Я знаю своих коллег-газетчиков, которые не преминули бы написать, что их гонят... как это сказать по-русски... нагайками.
– Они сами бегут. Скажите своим коллегам, что они делают это для собственного здоровья.
– И кто так придумал, мэм? Отменить автомобили, бегать... как в каменном веке, подобно нашим великолепным предкам!
Неторопливо бегущие люди поравнялись с нами, приветствуя гостей поднятием руки.
– Так рекомендовал японский доктор Танага, один из наших трех директоров. Он доказывает, что человек остался похожим на своего пращура, который состязался в беге с оленем, силой с медведем. И мы не изменимся коренным образом в ближайшие столетия. И чтобы быть здоровыми, надо двигаться. Потому жители города выбирают себе квартиры не вблизи работы, а вдали от нее. Право-право!
– Сюрприз за сюрпризом! Почему же?
– Помните Шуберта? "Движенье счастие мое, движенье!"
– Ну, мэм, всякого другого репортера вы бы уже убили своими сообщениями. Но я выживу, чтобы воспеть вашу сказку! Кстати, мэм, ваш первый муж и мой старый друг Джордж, кажется, здесь?
– Да. Юрий ведает биофабрикой. Думаю, вы увидитесь с ним на "пире надежды".
– О'кэй! Но почему "надежды"?
– Мы надеемся на торжество разума. Что человечество будет жить в грядущем, не уничтожая ни само себя, ни среду своего обитания, ни источников питания.
– О, я приду на пир с "надеждой", - отозвался журналист".
Глава четвертая
"ПИР НАДЕЖДЫ"
"Я сбилась с ног, готовясь к приему наших гостей из ООН.
Мы с Николаем Алексеевичем выбрали местом для "пира надежды" ледяной зал директората Города-лаборатории.
Стены самого большого помещения в Гроте словно еще раздвинулись. Это постарались Спартак с Остапом. "Синтез рациональности и озорства". Они так усовершенствовали освещение, что огни люстр многократно отражались в стенах, будто сделанных из горного хрусталя.