Тревожная группа
Шрифт:
Всю дорогу на базу спасатели молчали. Сказались напряжение, усталость и тесное соприкосновение с чужой бедой. На базе дежурный разрешил отдыхать и не привлекаться на сегодня к вызовам. Если, конечно, не стрясется что-нибудь глобальное.
Синицкая сразу же отправилась в душ. И только когда она вернулась, пахнущая свежестью и гелем, они переглянулись и тоже отправились мыться. Смыть запах смрада горящей машины и человеческой плоти все равно не удалось, как будто он впитался глубоко в кожу и слизистую оболочку носоглотки.
К приходу ребят
Пили молча, расслабляясь и упиваясь ароматом напитка. Мостовой набухал в чашку аж три ложки сахара, чем, на взгляд Игоря, только портил кофе. Они с Ольгой пили с той порцией сахара, которую она положила в процессе варки.
– Тяжелый день, – тихо проговорила Синицкая в тишине приглушенного света комнаты отдыха.
Это была чуть ли не первая ее фраза, которую она произнесла первой с момента их странной размолвки у нее дома. До этого она или отвечала на вопросы, или холодновато поддерживала разговор.
– Да уж, – вздохнул Чистяков, – давненько у нас такого не бывало. С кошками и собаками проще.
– Ты у нас и на мосту отличился, – добавил Мостовой. – Помнишь?
– Еще бы! Чуть тросом по асфальту не размазало.
– Ничего, ребята, – сказал Боря, – все нормально. Мы отличная команда.
Чистяков почувствовал каким-то шестым или седьмым чувством, что разговор пойдет куда-то не совсем туда. Как-то он странно начался с реплики Ольги, и куда-то он пошел. Предчувствия не обманули спасателя. Синицкая, продолжая держать чашку с кофе в ладонях перед собой и задумчиво глядя куда-то в темный угол рядом с газовой плитой, спросила еще более грустным голосом:
– Ребята, мы ведь с вами друзья, да?
Спасатели бросились отвечать, что они, конечно же, друзья, что дружба – это святое, что друг для друга… и так далее. Ольга с грустной улыбкой выслушала горячие заверения, все так же лаская в руках чашку с наполовину остывшим кофе.
– Простите, ребята, что я на вас тогда дома так накинулась. Правда, я сожалею. Просто у меня так в душе все накопилось, а тут вы со своими шуточками. Вот я и раскисла.
– Шутки были прямо-таки дурацкие, – охотно согласился Чистяков. – Невнимательные мы, вот и все. Могли бы понять, что ты не совсем в себе, что тебе плохо, и вести себя как-нибудь по-другому.
– Это ты нас прости, Оля, – пробасил рядом счастливым голосом Боря. – Неуклюжие мы с Игорем в общении, что и говорить. Сами виноваты.
– Ну вот и здорово, – гораздо шире улыбнулась Ольга. – Значит, мир?
Друзья заверили, что никакой войны и обид вообще не было, были только грусть и горькое сожаление. Чистяков старался вовсю, но его не отпускало подозрение, что этот разговор начался сейчас и здесь совсем неспроста. С одной стороны, конечно, столько сегодня пришлось пережить, не удалось спасти человека, который сгорел в машине. Но с другой – что-то ему подсказывало, что Синицкая, как и большинство женщин, любую ситуацию не замедлила использовать в корыстных целях. Слишком часто с ним самим поступали таким же образом. Потом начинались «чмоки-чмоки» и просьбы, причем не третьеразрядные, вплоть до вслух высказываемых мечтаний о будущей совместной семейной жизни. Здесь, конечно, чмоков не будет и о совместной жизни речь не пойдет. Хотя… о совместной с кем? На горизонте опять замаячила неясная фигура Эдика.
– Ребята, у меня к вам огромная просьба, – просительным тоном паиньки-девочки сказала Ольга.
– Какая? – добродушно осведомился на все готовый Мостовой.
Чистяков внутренне нехорошо ухмыльнулся. Вот они, знакомые грабли, давно не виделись. В смысле – не наступали.
– Только вы пообещайте, что выполните, – надула губки Оля, и сердце Бори дрогнуло.
– Ну, о чем разговор, – заверил Мостовой и внимательно посмотрел на нахмурившегося Чистякова.
– Ребята, мне деньги нужны. Срочно.
– Господи, вот тоже проблема, – рассмеялся Мостовой, уже подозрительно глядя на хмурого Чистякова. – Сколько денег-то?
– Сорок пять тысяч.
– Долларов? – быстро спросил Чистяков, выразительно глядя в глаза Мостовому.
– Почему? Нет, рублей.
– А что случилось-то? – поинтересовался Мостовой.
– Ну вот, начинается допрос, – помрачнела Синицкая. – А сказали, что выполните. Я же постепенно верну.
– Деньги мы найдем, можешь не сомневаться, – заверил Чистяков. – Только ты скажи, что случилось. Деньги деньгами, а проблему ты все же освети, а то, может, ее по-другому решать надо.
– Да никакой проблемы нет! – как-то искусственно рассмеялась Синицкая. – Просто покупку одну хочу сделать.
– О как! – восхитился Чистяков. – Когда же ты кредитную историю успела испортить?
– Почему? – не поняла или сделала вид, что не поняла, Синицкая.
– Потому что в кредит не хочешь покупать, – заявил Чистяков, который не любил, когда его держат за лоха. – Давай колись, подруга, все равно не отстанем.
На глазах девушки навернулись слезы, и Мостовой сразу же грозно посмотрел на друга. Приобняв Ольгу за плечи, он заговорил тихим голосом:
– Ну перестань, ну что ты! Конечно, мы тебе поможем, просто мы боимся, что ты в беду попала, а от нас скрываешь. Мы ведь не только деньгами, мы по-всякому поможем.
– Помощники! – всхлипнула Синицкая. – Пока поможете, вопросами насмерть замучаете. Боитесь мне одолжить, так и скажите. Нечего девушке голову морочить дружескими чувствами.
Если бы Синицкая кинулась врать напропалую о проигрыше в казино, о диких долгах и развившейся в ней игромании, он мог бы поверить. Про такое родителям рассказать как-то не очень просто, а вот друзьям легче. Мог он купиться на горячую и беспардонную ложь, если она выдается под наивное моргание девичьих глаз. Здесь Ольга явно переиграла.