Тревожная служба
Шрифт:
За полтора года на заставе не было допущено ни одного нарушения уставов. По итогам социалистического соревнования нам два раза подряд присуждалось переходящее Знамя округа.
Иногда старослужащие допускали вольности, упражнялись, так сказать, в остроумии. Помнится, недалеко от заставы ефрейтор (не буду называть его фамилию) проводил стрелковый тренаж. Находясь в канцелярии, я сквозь открытое окно услышал такую его "команду":
– Лежа, пятый год одно и то же, заряжай!
Пограничники засмеялись и заклацали затворами.
После стрелкового тренажа я вызвал ефрейтора к себе.
– Больше это не повторится, товарищ лейтенант! - заверил меня пограничник. - Я хотел внести какое-то разнообразие в тренировку. Теперь понял, что пошутил неудачно...
Надо было видеть, как подтягивались эти же красноармейцы, когда, получив инструктаж возле ящика с песком - рельефной карты острова, слушали боевой приказ о заступлении в наряд по охране Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!
На заставе были высоки дух соревнования и гордость за присуждение переходящего Знамени. Пограничники, выезжавшие по различным делам в комендатуру, отряд, на другие заставы, после возвращения докладывали мне, что везде их дотошно расспрашивали о порядках на заставе, о командирах. Всем хотелось знать, что представляет собой краснознаменное подразделение!
Было особое отношение к поощрениям. Благодарность командира отделения перед строем являлась целым событием в военной биографии пограничника. Он гордился этой благодарностью, делился своей радостью с родными, с любимой девушкой, с товарищами, остававшимися на гражданке.
Очень ценились в те годы знаки воинской и спортивной доблести: "Отличник РККА", "Снайпер РККА", "Ворошиловский стрелок", "За отличную стрельбу", ГТО, ПВХО, ГСО. Завоевать их в упорной борьбе, в соревновании с другими было мечтой каждого воина. С какой завистью смотрели на людей, имевших эти отличия! Об орденах и говорить не приходится. Капитан М. С. Малый, бывая на заставе, всегда находился в окружении пограничников, которые не могли отвести взгляда от сверкавшего на его груди ордена Ленина. В их глазах Меркурий Семенович был человеком необыкновенным. Они подражали ему, перенимали его походку, старались говорить так, как он, щеголяли его пословицами и поговорками.
Нельзя забывать и о том, что пограничники тридцатых - начала сороковых годов были свидетелями того, как в стране вырастали металлургические гиганты и города, тайгу и бесплодную пустыню прорезали железные дороги... Каждый из нас заражался пафосом созидания, героизмом энтузиастов первых пятилеток.
И, наконец, еще одна, на мой взгляд, немаловажная деталь - романтика службы (я не боюсь этого термина!). Чувство границы - особое чувство. Кажется, какая разница? Один охраняет полковой или гарнизонный склад, важный промышленный или железнодорожный объект, другой - границу. И тут, и там воин выполняет боевую задачу; и тут, и там он - лицо неприкосновенное, в руках у него заряженное боевыми патронами оружие, которое может быть применено в любую минуту; и тут, и там он должен сохранить все, что доверено ему.
Разница, по-моему, в том, что пограничник стоит как бы на водоразделе двух миров, откуда ему далеко видно. Часовому на промышленном объекте в случае необходимости тотчас придут на помощь товарищи, рабочие. Пограничнику сплошь и рядом приходится рассчитывать только на свои силы, потому что нарушение может произойти далеко от заставы - и когда-то подоспеют на помощь сослуживцы!
Стоя на границе, боец или командир как бы слышит за спиной дыхание Родины: гул фабрик и заводов, шум нив и лесов, голоса людей... Он, как никто другой, понимает, что именно ему доверено сохранить это дыхание таким же могучим и равномерным, именно от него зависит, будут ли бродить по аллеям парков влюбленные, плескаться в реке неугомонные мальчишки... Все это делает каждого воина сильнее, собраннее, рождает у него обостренное чувство бдительности, зоркости, ответственности за судьбу Родины, наконец. Я сказал бы, что у пограничника более высокий душевный настрой, нежели у любого другого воина.
* * *
Летом и осенью 1940 года, пожалуй, не было ни одного случая нарушения границы со стороны Финляндии, о котором следовало бы рассказать. Мелкие недоразумения - не в счет. А вот зимой, будто по команде (да так оно и было!), начались самые настоящие провокации.
Помнится, был холодный день, когда мы увидели большую группу финских юношей и девушек в ярких свитерах. На санках-креслах с длинными металлическими полозьями они носились взад и вперед по льду залива у самой линии границы перед заставой.
Заслоняясь руками от резкого ветра, я следил за катающимися. Что им надо? Неспроста же они появились здесь, вдали от родных берегов, да еще в такую погоду. Не из-за любви к спорту катаются, что называется, на лезвии ножа! Эта вылазка, бесспорно санкционирована финскими пограничниками!
Ветер свистел в вершинах елей, как в снастях корабля. И вдруг я увидел, как парни, широко размахиваясь, стали бросать что-то. По льду озера в нашу сторону понесло разноцветные листки бумаги. Катающиеся погрозили нам кулаками, потом повернулись, девушки сели в санки-кресла, и молодые люди помчали их. Вскоре они скрылись из виду.
Шюцкоровские выкормыши!
Ветер занес листовки на остров. Реваншистское содержание бумажонок укрепило мое подозрение. Листовки мы собрали, и я вместе с донесением отправил их коменданту.
Вскоре после этого случая двое финнов нарушили границу на правом фланге заставы. Рыжие здоровенные парни, легко, но тепло одетые, видимо для смелости хлебнувшие из фляжек, висевших у них на поясах, вели себя вызывающе. Пока я готовил соответствующие бумаги, чтобы отправить нарушителей границы по назначению, те, злобно поглядывая вокруг, ругались (оба говорили по-русски), грозили реваншем за поражение в недавнем военном конфликте.
Вдруг, словно по команде, они умолкли и один из задержанных сказал:
– Мы нарушили границу случайно, заблудились. Отпустите нас.
– Между нашими берегами - лед Финского залива, а не леса без конца и края, - ответил я. - Как же это вы ухитрились пойти не в ту сторону?
Поняв, что маневр не удался, финны снова начали поносить нас, грозить.
* * *
Весной 1941 года обстановка на границе стала тревожной. Вернувшиеся из дозора наряды докладывали, что в финские бухты входят торпедные катера, тральщики, эскадренные миноносцы, транспортные суда.