Тревожная весна 45-го
Шрифт:
Оставалась последняя надежда на капитана Бойко. Около двух часов назад Старцев отправил его в Лефортово – в тюрьму для подследственных ГУГБ НКВД. Там «парились» несколько сговорчивых воров, готовых за послабление тюремного режима делиться со следователями важной информацией. Как правило, их по одному вызывали якобы для очередного допроса. Во время беседы щедро поили чаем, угощали бутербродами, хорошим табачком. И те охотно сдавали коллег по криминальному цеху.
Вернувшись, Олесь Бойко отдал Старцеву фотографии убитых в перестрелке бандитов и сообщил:
– Троих опросил. Бесполезно.
– Неужели ни одного не признали? – воскликнул Иван.
Олесь сокрушенно покачал головой.
– Либо и вправду никогда не видели, либо эта банда в уголовном мире на таком счету, что о ней говорят
– Черт, – выругался Старцев. И, глянув на часы, добавил: – У нас всего трое суток. Одни, почитай, прошли.
Глава шестая
Москва; район Марьиной Рощи
12 июля 1945 года
Так уж случилось, что построенная в XIX веке железная дорога Санкт-Петербург – Москва отрезала Марьину Рощу от Останкина и Сокольников. А проложенная через несколько десятилетий Виндавская ветка окончательно перепахала марьинорощинские земли и превратила район в отдаленный городской тупик, получивший невероятную популярность в криминальной среде.
В глухой части района на большом участке, огороженном от неровной брусчатой улочки дощатым забором, стоял двухэтажный дом. С улицы от посторонних глаз дом надежно закрывали густые липы и кусты черемухи. Справа от дома рядом с покосившимся сараем притулился вольер, в котором днем отсыпались два огромных злых кобеля. На ночь хозяева привязывали одного у калитки, другого – под козырьком крыльца. А когда к хозяевам приходили странного вида гости, на балкончике второго этажа неизменно появлялся мужчина. Закурив папироску, он внимательно смотрел вокруг и прислушивался к каждому звуку.
– Хоть грант и обернулся мокрым [2] , а Казимир-то все одно красавец, – кромсая лоснящееся сало, ухмыльнулся в бороду дед Гордей. – Прям настоящий енерал!..
– А ты как мыслишь! – не без гордости заметил Сашок, расставляя на белой скатерке граненые стаканы. – Чем мы хуже ихних красных полководцев?
– Та ничем, – отмахнулся дед. – Мы академиев не кончали, а погляди вон, какие операции мутим.
– Вот и я говорю. А уж Казимир-то! Его в какую форму ни одень – фельдмаршал!..
2
Мокрый грант/д – грабеж с кровопролитием.
По возрасту хозяин дома Гордей Пантелеев до деда недотягивал – всего-то девятисотого года рождения. Но тут проявлялась его внешность и характер: невысокий рост, усугубленный сутулостью, несуетливая обстоятельность; морщинистое смуглое лицо, обрамленное косматой седой бородой. Из одежды Гордей предпочитал телогрейку без рукавов, надетую поверх простой ситцевой рубахи. А засаленные полосатые штаны были вечно заправлены в обрезанные валенки, которые он не снимал даже летом.
В сороковом году во время вооруженного налета на один из подмосковных продуктовых складов банда нарвалась на засаду. Случилась серьезная перестрелка, и Гордей получил пулю в спину. Он оклемался, но с тех пор испытывал жуткие боли в позвоночнике, еле передвигался и на дело, чтобы не быть обузой, уже не ходил. Казимир поселил его в двухэтажном доме, наказав присматривать за «хатой». Так и превратился Гордей в «деда».
Сашок, наоборот, выглядел моложе своих тридцати восьми: вертлявый, гладкокожий, золотой зуб-фикса, высокий юношеский фальцет и копна непослушных светлых волос из-под кепки-малокозырки. Всякий новый знакомец давал ему лет двадцать пять и сильно удивлялся, узнав настоящий возраст парня. В банде Сашок обосновался в сентябре тридцать девятого – аккурат одновременно с началом Второй мировой, однако по сей день не имел серьезного авторитета и выполнял обязанности уголовного солдата-огольца: «нюхал» обстановку в городе, шнырял по рынкам, помогал деду Гордею, стоял на шухере, снабжал хату газом [3] , бегал за «гарью» – водкой и самогоном.
3
Газ –
Все из-за той же пресловутой моложавости в последнем деле Сашок получил роль водителя. Помимо этого, Казимир наказал ему прикрывать корешей при отходе с грузового перрона. Что тот исправно и сделал.
Оконные рамы поздно вечером Казимир открывать запрещал, а распахнутые форточки с густым табачным дымом не справлялись. В середине большой залы стоял длинный стол, застеленный свежей белой скатертью. Стол ломился от бутылок и разнокалиберных тарелок. Из алкоголя преобладал самогон, и лишь кое-где виднелись водочные и пивные этикетки. Вина не было вовсе. Среди закусок – селедка, маринованные грибы, сало и свежие помидоры с зеленью. В центре стола аппетитно возвышалась гора вареного мяса, а рядом в двух мисках парила картошка из прошлогоднего урожая.
Во главе стола сидел Казимир, рядом – ближайшие кореша, далее – все остальные члены банды. На противоположном торце свое законное место занимал Илюха-татарчонок, прибившийся к банде еще в год ее основания. Илюха слыл надежным, имел авторитет, но основной заслугой коренастого смуглого паренька считалась виртуозная игра на гитаре и сильный приятный баритон. Для музыканта и держали законное местечко на другом торце стола.
Перебирая струны, Илюха выводил:
Я помню день, когда тебя я встретил,Ты, прислонясь, стояла на мосту.В твоих глазах метался пьяный ветер,И папиросочка дымилася во рту…Несмотря на то что репертуар Илюхи пополнялся крайне медленно и был хорошо знаком всем присутствующим, они с удовольствием слушали песню про Марьянку.
Трое бандитов молча пили мутный самогон. А Казимир и его приближенные обсуждали успешный налет на трофейный поезд.
– …хрен на блюде, а не люди! Мы, конечно, ухватили крупного господина Блинова [4] , но в какой-то момент я подумал: все, балабас [5] пришел, – сплюнул в кулак селедочные кости Матвей. – Горох в волыне [6] закончился; я гайку из апельсина вывинтил [7] , лежу, перрон нюхаю.
4
Господин Блинов – туз.
5
Балабас – облом, неудача.
6
Горох в волыне – патроны в нагане.
7
Вывинтить гайку из апельсина – выдернуть чеку из гранаты.
– Вот холера… чего ж ты ждал? – лениво поинтересовался Казимир.
– А глядел, чья возьмет. Если б легавые одолели – подорвал бы себя без слез и сожалений.
– Да чего уж там? И я дрейфанул, когда Миху подстрелили, – признался сидевший рядом Боцман. – Палю по мусорам, а сам думаю: все – амба.
– Крокодил [8] мы на шарапа взяли [9] . И подфартило нам. А в целом нормально сработали: соорудили звонок в комендатуру, подъехали, посветили погонами, прихватили из вагона ящик, – заключил Казимир. Вздохнув, покосился на свободные места за столом: – Правда, двоих на перроне оставили. Ну да без потерь в нашем деле не обходится. Давайте помянем корешков: Михеля и Петро…
8
Крокодил – поезд.
9
Взять на шарапа – взять приступом, проявить смелость, отвагу.