Тревожное ожидание
Шрифт:
Она вздрогнула, прижала руку к сердцу и с трудом ответила:
– Прежде всего я хочу быть полностью уверена, что моему брату ничего не угрожает...
Крейсслер засмеялся саркастически, почти оскорбительно:
– Какая любовь к брату! Можно подумать... – Он оборвал смех и закончил деловым тоном: – Ваш брат в полном здравии. Мы вернем его вам, как только Менцель будет у нас в руках.
Эстер страшно побледнела. Ей показалось, что сердце остановилось. Мозг пронзила ужасная, чудовищная мысль... Она поняла, что втайне надеялась,
Она ответила дрожащим голосом:
– Пока мой брат не будет здесь, никакой разговор невозможен...
Крейсслер сделал пару затяжек, посмотрел на огонь в камине, потом на Эстер. Она ответила ему твердым взглядом.
– Мне кажется, – заговорил Крейсслер, – вы слишком требовательны. В конце концов, мы проявляем по отношению к вам доброту. Поверьте, мы умеем заставлять людей говорить...
Она приподнялась, готовая к схватке.
– Да, знаю. Вы немец; я сразу догадалась об этом. Ваши соотечественники уже разговаривали со мной таким языком. Они меня пытали, сделали калекой...
Она выдержала паузу и добавила, понизив голос, чтобы придать своим словам больший вес:
– Я им ничего не сказала. И сейчас не скажу.
Крейсслер напрягся; его глаза превратились в щелочки. Если бы у него были время и возможность, он бы хотел заняться этой наглой девкой! Не сказала? Пф! Все, кто вернулся оттуда, хвастаются, что не заговорили... Ну разумеется! Как же признаться, что выложили все, что знали? Однако он уступил:
– Я схожу за вашим братом. Он здесь, за дверью. Но не стройте себе никаких иллюзий. Если вы устроили ловушку и не сдадите нам взамен Менцеля, мы убьем вашего брата у вас на глазах.
Он встал, бросил в камин наполовину выкуренную сигарету и нагло бросил:
– Наш договор продолжает оставаться в силе?
Она подтвердила:
– Продолжает. Но прежде чем вы выйдете, я хочу, чтобы вы знали...
Ее голос сломался. Она сделала над собой неимоверное усилие и договорила:
– ... как я вас презираю.
Он вздрогнул.
– Вы хотели сказать «ненавижу»?
– Нет, – поправила Эстер, – я вас не ненавижу. Вы этого не заслуживаете. Вы заслуживаете только презрения, как все продажные наемники.
Крейсслер хохотнул:
– Я служу справедливому и благородному делу!
Она пожала плечами:
– У вас даже нет извинения, что вы в это верите. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на вас. Сколько бы вы запросили у американцев, предложи они вам перейти на их сторону?
Нисколько не шокированный, он шагнул к ней.
– А вы уполномочены сделать такое предложение?
Потом из осторожности дал задний ход:
– Об этом не может быть и речи. Я сделал свой выбор.
Эстер горько заметила:
– Вам повезло.
Он не понял, что она хотела сказать. Повернувшись на каблуках с чисто прусским автоматизмом, он вышел в прихожую.
Стоя неподвижно в темноте площадки, Стефан
Но тогда выходит?.. Может быть, они уже не хотели убивать его?
Какой-то шорох сзади. Он повернул голову. Очевидно, шум шел с лестницы, ведущей на чердак. Внизу Крейсслер открыл входную дверь и послал сигнал лучом карманного фонарика. Снаружи продолжала бушевать буря...
Заскрипела калитка на улице. Почему Крейсслер вызывал подмогу?
Его охватила паника, когда он подумал, что его бывший коллега может включить лампу в прихожей, которая осветит и площадку. Он не был здесь в безопасности. Уйти вглубь коридора? Оттуда будет невозможно подняться на чердак в случае необходимости. А почему бы не пойти туда сразу?
Крейсслер отступил, наверное, чтобы впустить вновь пришедших. Менцель сделал два шага к двери на чердак, открыл ее и стал подниматься по лестнице, пятясь...
Удар по голове отправил его в страну грез.
17
Тито заканчивал всовывать кляп в рот лежавшего без сознания Менцеля. Юбер провел лучом света по паспорту, извлеченному из внутреннего кармана пиджака пленного, и прочел:
«Альбрехт Франсис, родился 4 мая 1912 г. в Льеже». Он почувствовал, что кровь бросилась ему в лицо, секунду стоял неподвижно, а потом почти заорал:
– Черт подери!
Он взял себя в руки и продолжил шепотом:
– Черт подери! Это же Менцель... Тот, кого мы ищем...
Ошеломленный Тито выпрямился в полный рост.
– Дьявол! – только и сказал он. – Мы идиоты!
– Вполне возможно, – согласился Юбер.
Нахмурив брови, он сжал «Смит и Вессон», готовый любой ценой защищать свою добычу, если кто-нибудь попытается ее отнять, потом спустился по ступенькам до двери и бесшумно приоткрыл ее.
В прихожей разворачивался интересный спектакль.
Под ледяным взглядом Крейсслера Паоло развязывал Артура Ламма. Когда упала последняя веревка, журналист встряхнулся и неуверенно шагнул в гостиную. Его лицо опухло и посинело, одежда была в жалком состоянии. Крейсслер посторонился, пропуская его, но не убрал револьвер.
Раздался крик:
– Артур!
К журналисту разом вернулись все силы, и он бросился в гостиную. Прежде чем пойти за ним, Крейсслер приказал Паоло:
– Запри дверь и сходи посмотреть, не прячется ли кто наверху.
Юбер поморщился. Если этот тип поднимется, придется его убить, а это помешает осуществлению плана, возникшего в его изобретательном мозгу.
Паоло отказался:
– Дом под наблюдением. Незаметно для нас никто войти не мог. А потом, Хирурго мне велел вернуться в машину и предоставить вам управляться самому. Пока!