Тревожные будни
Шрифт:
Все расположились у окон и стали ждать. Занятие это напряженное и утомительное. Определенного времени для встречи назначено не было, и поэтому приходилось весь день внимательно разглядывать каждого прохожего.
Время шло. Начало темнеть. Стали закрадываться сомнения: неужели пропустили? Может, Хрыня что-то почувствовал и не пришел на встречу? Неужели допущена какая-то оплошность? А если встреча все-таки состоится, то в темноте задержать такого преступника, как Михаил Ермилов, будет во сто крат опаснее и сложнее. Все понимали, что это необычная засада, необычная операция. Предстоит настоящий бой с сильным и хитрым противником.
— Смотрите! — тихо сказал Живалов. — Такси. В этот
Такси остановилось как раз напротив дома извозчика. Дверца тут же распахнулась, из машины выскочил человек в надвинутой на глаза кепке и быстро прошел во двор. Такси осталось стоять.
Все невольно повернулись к Николаю Ивановичу.
— Он! — сказал Живалов. — Хрыня!
— Ну, ребята, — Жуков быстро осмотрел всех. — По местам. Не забывайте, кого берем. Осторожнее и... решительнее.
Все быстро вышли в переулок и заняли заранее намеченные места. Теперь, куда бы ни бросился Хрыня, он обязательно натолкнется на сотрудника МУРа. Время было рассчитано чуть ли не по секундам. Едва все заняли свои позиции, как из ворот показался Хрыня. Он быстро осмотрел переулок и, не задерживаясь, бросился к такси. Стало ясно: первым на пути Хрыни окажется Алексей Кочкин.
— Стой! — крикнул он. — Не шевелиться!
Даже не оглянувшись на крик, Хрыня выхватил пистолет и дважды выстрелил в сторону Кочкина, но промахнулся. Конечно, Хрыня знал о приговоре и, судя по всему, решил живым в руки не даваться.
Иного выхода не было, — прицелившись, Алексей нажал на спусковой крючок.
Хрыня пошатнулся, бросился к воротам, где стоял Живалов.
— Стой! — пытался остановить преступника Николай Иванович, но Хрыня, не выпуская из рук пистолета, бросился вдоль переулка, целясь в Петра Кузина. Тогда снова прогремел выстрел, и Хрыня упал. Уже раненный, лежа, Хрыня успел еще два раза выстрелить в сторону Кузина и Кочкина, но промахнулся.
Во время перестрелки шофер такси тронул машину с места и пытался уехать, но громкий окрик Кочкина: «Остановись, а то стрелять буду!» — подействовал, шофер был вынужден остановиться.
Подобрав с мостовой браунинг, Николай Иванович приказал перенести Хрыню в машину, которая все еще стояла в переулке. На этом же такси наши товарищи и приехали в МУР.
Пистолет Хрыни был проверен по всем учетам, и оказалось, что он значится зарегистрированным и принадлежит командиру Красной Армии, участнику гражданской войны. Имея разрешение на его ношение и хранение, он хранил его небрежно.
Постоянно он лежал у него открыто в пустом ящике письменного стола. И вот во время очередной кражи Хрыня увидел его и забрал, как ценную находку, о которой мечтал несколько лет. О том, что вместе с похищенными вещами был украден этот пистолет с семью боевыми патронами, потерпевший не сказал.
Также было установлено, что Хрыня воспользовался такси случайно. Таксист и преступник друг друга не знали. Во время перестрелки шофер испугался и хотел уехать.
Извозчик действительно достал ему семь штук патронов, но от пистолета другой системы. Хрыня их не взял.
За операцию по ликвидации особо опасного преступника Николай Живалов, Алексей Кочкин, Петр Кузин были награждены именным оружием — маузерами, к которым были прикреплены серебряные пластинки с надписью:
«От управления МУРа за беспощадную борьбу с бандитизмом и преступностью».
Подкоп
Как-то, проходя по нынешней Пушкинской улице, я остановился у мехового комиссионного магазина. Дом этот не изменился почти за пятьдесят лет. Да, тогда, летом 1928 года, он был таким же — немного нескладным, но добротным и чем-то внушающим уважение
У меня сохранились две вырезки из муровской многотиражки того времени. Хочу привести их полностью, тем более что они сразу введут в курс дела, дадут представление о нашей работе, да и о стиле газетных заметок двадцатых годов.
Первая называется:
«Муровцы прекрасно работают».
В ней писали:
«Четвертым районом МУРа во главе с пом. инспектора Е. М. Максимовой и А. А. Жуковым раскрыто дело о краже с подкопом из магазина Госторга на Б. Дмитровке мехов на 22 000 руб. Виновник — сын бывшего н-ка московской сыскной полиции С. К. Швабе и его соучастники были арестованы и преданы суду. В деле, а также при ликвидации второй группы взломщиков во главе с Базилевым, выкравшей шелк из магазина на Арбате на 7133 рубля, из Хамовнического кооператива — на 9000 рублей и из Бауманского потребительского общества — на 7223 рублей, сотрудники 4 района проявили много инициативы и энергии. Адмотдел выдал пом. инспектора Максимовой и Жукову, а также Корнееву, Албекову и Миронову по месячному окладу».
И вторая заметка, которая целиком относится к Екатерине Матвеевне Максимовой.
«Женщина в милиции.
Тов. Е. М. Максимова десять лет работает в органах уголовного розыска.
Будучи пом. инспектора МУРа, за энергичную работу по раскрытию ряда вооруженных грабежей и убийств была награждена месячным окладом. В 1925 году получила грамоту и серебряные часы и вслед за этим благодарности за раскрытие краж с московской таможни и выдающегося дела аферистки Захаровой-Емельяновой. За десять с лишним лет своей службы ни разу не подвергалась взысканиям и замечаниям.
Тов. Максимова — живой пример того, что не только в милиции, но и в уголовном розыске женщина может быть активным и полезным работником».
Как же было раскрыто это «дело о краже с подкопом» ?
В один из летних дней 1928 года дежурный по Московскому уголовному розыску принял сообщение о краже из мехового магазина, находящегося в доме на углу Столешникова переулка и Большой Дмитровки, которая сейчас называется Пушкинской. От здания МУРа это было недалеко, и на место происшествия мы прибыли довольно быстро. Я говорю «довольно быстро», конечно имея в виду скорости, которые были доступны нам в то время. Поскольку машин у нас было очень мало, нередко приходилось добираться на трамваях, а то и пешком. Так продолжалось, пока первый начальник МУРа Александр Максимович Трепалов не решил эту проблему удивительно просто и оригинально. По соглашению с гражданским комиссариатом Москвы было принято решение, по которому городские извозчики облагались «трудовой революционной повинностью». Каждое утро во внутреннем дворе Московского уголовного розыска собиралось человек тридцать извозчиков, которые во всем своем великолепии съезжались выполнять эту самую повинность. Надо сказать, что, кроме решения чисто транспортной проблемы, мы получили, возможность очень близко общаться с людьми, знавшими буквально все, что происходит на улицах Москвы. Извозчики вскоре стали нашими помощниками и друзьями.