Тревожный берег
Шрифт:
Кириленко с тревогой взглянул на приборы: «Этого еще не хватало! Неужели барахлит станция? Где же Володька?»
Еще одну группу цифр передал Кириленко на КП, и снова близкий удар грома колыхнул воздух, ощутился в дрожи металлического пульта, на который облокачивался оператор. «Все хорошо. Станция работает нормально. Это гроза. Где-то близко стукнуло…»
Подумав так, он несколько успокоился. Устроился поудобнее в операторском кресле. Усилил яркость.
Вдруг… Кириленко не понял, что с ним произошло. Ему показалось, что взорвался экран! Страшная боль, мгновенно пронзив его, заставила
…Когда открыл глаза и попытался осмыслить, что с ним и где он, — память отказывалась служить… Невыразимая тяжесть сковала тело. Казалось невозможным поднять голову… Боли не было. Только туман, и сквозь него частый певучий звон. Такой звон бывает, когда на металлическом рельсе косу отбивают… Кириленко лежал на полу кабины, возле металлического ящика воздуходувки. Может, воздух, нагнетавшийся в станцию сквозь жалюзи ящика, привел его в сознание…
Он различил знакомый ровный гул, увидел на масляно-белом потолке станции мерцающие голубые блики…
«Что со мною? Где я? Этот гул… Гул работающей аппаратуры! Голубые блики на потолке? Отражение экранов… Почему я лежу на полу?»
Кириленко попробовал поднять голову, но перед глазами все плыло, туманилось… «Жив! Лежать и не шевелиться! Чуть полежать и подняться…»
«Рассвет»! Почему молчите? Где самолет?
«Самолет? — Кириленко с трудом вспоминает… — Да, был самолет…» Что-то теплое затекло под щеку. Дотянулся до щеки, тронул рукою — липкая, темная жидкость… «Кровь? Почему кровь? Я упал со стула… Ударился о железо. Надо встать… Я должен встать!»
Он еще до конца не осознал, что с ним, но в глубине его памяти тлела, готовая вспыхнуть, мысль — он должен встать!
— «Рассвет»! На связь! «Рассвет», ответь по радио, где самолет! Почему молчишь?
И Кириленко вспомнил. Теперь уже ясно вспомнил, что делал он до того, как оказался на полу станции, и чего ждет и требует от него командный пункт.
— Сейчас… Сейчас я отвечу… — шепчет Иван, а ему кажется, что он говорит громко. — Сейчас… Ще трошки…
Кириленко приподнимается. Встает. Кабина станции начинает крениться. Он успевает подумать, глядя на светящиеся экраны, на привинченное к полу кресло: «Успеть бы сесть за пульт! Только бы сесть!» Он делает шаг, другой. Словно шагает через бездну… А экраны уже рядом… Они перед ним!
…Планшетист сообщил, что линия связи с тридцать третьим постом вышла из строя.
На запросы Воронина «Рассвет» не отвечал. Недоброе предчувствие шевельнулось в душе капитана. За всю свою долгую службу не помнил он такого. Разве что в войну…
Что же случилось на тридцать третьем?
Воронин приказал связаться с постом по резервной линии… Другой, более мощной станции капитан дал включение и сейчас ждал доклада о выходе ее на режим…
Полторы минуты на запрос самолета, терпящего бедствие, земля отвечала: «Вас пока не наблюдаю…»
— Ну что они там?! — вскипел Воронин. — Пора им уже выйти!
Связист склонился над пультом, зачастил ключом, замигал зеленой лампочкой…
Неожиданно в динамике прозвучало:
— Самолет: триста пять, двадцать…
Пауза, и снова:
— Триста шесть, восемнадцать!
Голос Кириленко. Странный голос. Тихий, прерывистый…
Нет времени узнавать, что там было у «Рассвета». Главное, снова есть координаты! Заскользила по планшету линейка, легли отметки курса… Снова полетели в эфир команды. Самолет шел к спасительному берегу.
Вскоре прозвучал радостный голос летчика:
— Берег вижу! Грозовой фронт — правее. Благодарю всех! Благодарю всех!
Капитан вытер платком лицо, попросил у прибежавшего на КП встревоженного Маслова:
— Дай-ка закурить!
Маслов, еще не зная, что произошло, чувствует, что все обошлось, пробует как-то разрядить обстановку, пошутить:
— Ты же сказал, что бросил, Иван Ильич?
Воронин махнул рукою. Потянулся к пачке сигарет.
Пальцы его подрагивали.
…Рогачева дождь застал врасплох. Когда первые капли дождя взмутили воду, звонко защелкали по корпусу гитары, Рогачев прежде всего подумал о гитаре… Добежать до домика он, пожалуй, не успеет. А может, этот порыв дождя только попугает, а когда утихнет, он успеет добежать… А пока спрятаться под скалою…
Поставив позади себя гитару, ои стоял, прижавшись к скале. Дождь хлестал где-то рядом, со скалы побежали коричневые грязные струйки… Совсем близко ударил гром. Сощурившись, Рогачев взглянул на небо: низкие, дымные облака атаковали сушу и море… Над морем сверкало вовсю. Дождь усиливался. «Придется выбираться… Гитара пусть здесь, а сам бегом… Иначе простоишь здесь час, если не два…»
Снова разряд молнии, оглушающий треск и… Что это было? Может, только показалось — вроде бы кто-то кричал, звал его… Нет, наверное, почудилось. Но вдруг… Владимир прислушался. Ветер донес перестук дизеля. Мотобот? Нет. На море пусто. «Наш дизель?! Почему? Дали включение? Дали включение!»
Рогачеву показалось, что не только сейчас, а и несколькими минутами раньше он слышал этот неясный стук… Просто был далек от мысли, что где-то наверху могла работать их станция. Уходил-то — все спокойно было…
По каменным ступеням лился навстречу грязный водопад. Разбрызгивая его, Владимир взбежал наверх и, поднявшись, сразу же убедился: да, станция работала. Значит, произошло что-то чрезвычайное.
Клубящиеся дымы грозовых туч охватили черной дугою всю левую часть побережья и море до самого горизонта. За ближайшим холмом полыхнул, вонзился в землю ломаный штык молнии. На какое-то мгновение Рогачева ослепило, тугая теплая волна воздуха ударила в уши…
Таких молний Рогачев здесь не помнил. Но страха не было. Только озорное мальчишеское настроение да стремление поскорее добежать до кабины.
…Ступени лестницы… Владимир взбирается по ним, держась руками за скользкие стояки…
Вот и дверная ручка. Глухо открылась дверь, и сразу в лицо ударил резкий запах горелой резины… Возле порога темно-вишневая лужица… Неужели дождевая вода в герметичной кабине? Кровь? Чья? Откуда?
Ровно гудит аппаратура. А лужица у двери набежала оттуда, из-за шторки. Владимир кидается к шторке, распахивает ее… Навалившись грудью на операторский стул, вытянув перед собой большие, огромные руки, лежал Ваня Кириленко. Это из-под его рук бежала струйка крови, образуя темно-вишневую лужицу…