Тревожный берег
Шрифт:
Славиков, сидя за ширмой, досадовал:
— Эх, Ваня… Портит марку фирмы.
Позже заходил Андрей и к дизелистам. Освещение у них — во всю яркость. Очень шумно от работающего дизеля. Бакланов, сидя на раскладном брезентовом стульчике, читал стихи модного современного поэта. Точнее, не читал, а заучивал какое-то стихотворение наизусть. Книга лежала на коленях, глаза устремлены в потолок, а губы шептали неслышное. Увидев сержанта, Бакланов удивился, приветливо поднял руку, что-то прокричал. Андрей разобрал только: «…на твоем бы месте… без задних ног».
В три часа ночи дали отбой. Все пошли спать. Завесили окна, потушили свет. Когда
— Иди, поохраняй, если спать не хочешь, а с меня хватит.
Лишь Далакишвили пояснил из угла:
— Пограничники нас охраняют. Все хорошо будет. Спите, товарищ сержант.
Пограничники? При чем здесь пограничники и пост 33? Русов не сразу понял, но спрашивать не стал. Очевидно, Далакишвили имеет в виду пограничный наряд, что наблюдает за этим участком побережья. Мирно тикали часы. Слышался храм Бакланова, тонко посапывал Славиков.
«Какой у нас завтра день? — вспомнил Русов. — Четверг? Впрочем, это но имеет никакого значения. Здесь все дни одинаковы. Сутки рвутся надвое. Ночью работа — днем отдых. А „воскресенье“ здесь объявляет КП. И так неделя за неделей, месяц за месяцем…
Нет, я не прав! Дни должны иметь свое значение! Иначе служба и жизнь здесь будет такой, как о ней говорил дизелист Бакланов. Тогда Бакланов окажется прав, он будет здесь авторитет и заводила, а этого быть не должно» Русов еще точно не знал, с чего он, как командир, начнет свой первый день, но думал об этом упорно, до боли в висках. Его первый командир любил говорить: «Чтобы правильно что-то сделать, надо капитально все обдумать.» Солдаты спали. Деловито тикали часы, отсчитывая минуты солдатского отдыха, а Русов все думал.
5
Одно из окон завешено неплотно, и лучи солнца, прорвавшись в большую щель, постепенно добрались до лица спящего сержанта. Русов открыл глаза… Первое мгновенно не понимал, где он и что с ним. Но вспомнилась прошедшая ночь, боевая работа — лунный свет экранов в кабине управления, голубые, строгие лица операторов, его новых товарищей, его подчиненных. Они еще спят. Время около одиннадцати…
Андрей вышел из домика. Лучи солнца ударили в глаза. Андрей прикрыл их руками. Привычное, знакомое ощущение оператора, вышедшего из темной кабины. На яркий свет смотреть сразу нельзя, но это ничего, не страшно. Нужно только сосчитать до тридцати, а затем, убирая руки, открывать глаза.
Вот и все. Только на море глядеть невозможно, оно играет серебристыми блестками. Оно голубое, совсем голубое и поэтому почти сливается с небом у горизонта. Ветерок освежает голову и плечи. Скинув майку, Андрей делает несколько резких размашистых движений физзарядки, мелким пружинистым шагом бежит вокруг холма. Потом берет ведро и набирает воду из большого врытого в землю бака. От солнца бак защищен ветхим деревянным навесом. Умывается под ржавым умывальником.
Андрей трогает пальцами внутреннюю стенку умывальника — вверху сухую, известково-шершавую. Отщипывает кусочек… «Чудак… Известь как известь. И не соленая. Конечно же здесь умываются пресной водой, хотя она и привозная. А солнце печет — искупаться бы…»
Русов с завистью смотрит на море, на крутую, утоптанную тропинку, уходящую к самому обрыву, к одной из расщелин. Интересно, какой здесь спуск к морю — козьи тропы или ступени? В роте у Шахиняна еще с коих времен были вырублены в туфе ступени и к каждой пригнана дощечка…
Казалось бы, что стоит пойти да посмотреть, но сделай он так, трудно будет осилить искушение спуститься к самой воде, а затем… К тому же вот-вот должны проснуться ребята. Они тоже наверняка не будут наблюдать за его купанием со стороны. Вроде бы подходящий повод найти общий язык, но… Подсознательное «но» сдерживало Андрея. Год сержантства давал о себе знать — командир, пока он не утвердился, должен опасаться раствориться среди подчиненных… Неписаная заповедь.
Там, в прежнем расчете, Андрей больше года был рядовым оператором, а когда в запас уволился сержант, стал командиром отделения. Ушло добрых полгода на установление контакта с ребятами (они же знали его рядовым!). Там было тяжелее. Но и здесь на легкое признание сержантской власти, рассчитывать не стоит. Конечно, попытаются «обкатать». Тем более что офицера пока нет, поддержать некому. Значит, надо все самому, и не откладывая, без раскачки. Найти контакт. Без солдафонства, по уставу. «Уже завтра утром надо купание узаконить как-то и ограничить временем в распорядке дня». Подумал и рассмеялся над собой. Давно ли удивлялся, откуда начальник строевой части брал такие слова, почему нельзя самый простой приказ написать без них? И вот, пожалуйста: «распорядок дня, узаконить…» Чудно как-то. В конце концом дело не в этом. Просто дисциплина расшатывается с мелочей, с самого малого «стирания граней»…
Простая вещь — солдатская баня! Ведь там по природе самой все голые и одинаковые — поди разбери, кто рядовой, а кто сержант. Однако авторитетный сержант и в парилки — «товарищ сержант». Ему первая шайка воды, ему хлесткие потяги дубового веника. Коль уважаем — изволь постараться, а чем-то не угодил, где как не в бане «поусердствовать» веником по широкой спине. А он же еще и спасибо скажет, настоящий сержант!
Вскоре проснулись и вышли к обрыву четверо. Кого-то не хватало. Ребята, босиком, в одних трусах, спешили и морю. Звали и Русова. По-свойски, без чинов и рангов:
— Пойдем булькнемся!
Андреи отказался — спасибо, мол, в следующий раз.
Они скрылись и расщелине, а вскоре на голубой воде, среди пологих ноли, точно поплавки, вынырнули мокрые головы; вздымая фонтаны брызг, замелькали, вонзаясь в воду, руки, а преломленные глубиной смуглые тела ребят стали неестественно короткими и смешными. Так они бурно плескались и дурачились, что Андрей но удержался, захотел подойти к ним поближе и, как бы оправдывая свое желание, подумал, что не лишним будет взглянуть на место купания — не опасно ли оно?
Навстречу ему, по ступенькам, вырубленным в камне, шел запыхавшийся парень, тот самый, что служит в армии после окончания института. С его прилизанных светлых волос стекала вода, и он, фырча и оттопыривая нижнюю губу, сдувал ее. Отстраняясь, пропуская Русова, сказал:
— Советую окунуться. Водичка — люкс! А я на вышку…
Он неопределенно махнул рукой и по-обезьяньи, на четвереньках, полез по камням и уступам. У Андрея перехватило дыхание. Он сразу заметил там, на краю скалы, уступ. «Неужели? Метра четыре с половиной высота… А глубина? Уверенно лезет, — значит, можно прыгать». Светловолосый парень долез до уступа, встал на него, распрямился и, щурясь от солнца, что-то крикнул… Стремительной дугой скользнуло вниз его натренированное тело. Каскад брызг, круги и серебряные пузыри… Парень вынырнул метрах в десяти в стороне, мотнул головой, точно сбрасывая с себя путы недавней глубины.