Трезуб-империал
Шрифт:
— Ну ничего себе! — удивленно присвистнул лейтенант. Потом спохватился, обернулся к женщине и представил: — А это дочь Ревы, Леся Орестовна.
Сквира слегка наклонил голову.
— Они приехали сегодня утром, остановились у соседей, — Козинец махнул рукой куда-то вглубь улицы. — Теперь вместе смотрим, что пропало.
У женщины вокруг глаз были черные круги. Лицо серое, уставшее.
— Мы найдем убийцу, — пообещал Северин Мирославович.
Она кивнула.
— Да вы проходите, проходите в дом, — и Валерий Владимирович первым стал подниматься
— Вы без сына приехали? — негромко спросил у него Северин Мирославович.
— Он остался с бабушкой, моей мамой. Рано ребенку на похороны…
Леся Орестовна переступила через порог крытой веранды да так и замерла там. Она смотрела на начерченную мелом на полу линию, повторяющую контуры лежавшего здесь тела. Белая полоска извивалась по деревянным половицам, а потом решительно взбегала на стену. Старик умер, сползая по ней спиной.
Валерий Владимирович, проследив за взглядом жены, загородил собой линию.
— У вас есть свой ключ от дома? — спрашивал тем временем капитан, все еще стоявший на ступеньках и не видевший происходящего.
— Есть, — Валерий Владимирович порылся в кармане брюк и достал связку. — А что? Преступник открыл дверь ключом?
— Я пока не знаю, — пожал плечами Сквира. — Но дверь не сломана, как видите.
Тот кивнул. Потом, шепча что-то успокаивающее, обнял жену за плечи и повел в дом.
В гостиной царил все тот же беспорядок. В воздухе появился легкий запах затхлости. В центре комнаты одиноко стояли две табуретки, оставшиеся после понятых, просидевших на них всю ночь с воскресенья на понедельник. Один из плафонов люстры рухнул, по-видимому, уже после ухода милиции, и теперь его осколки валялись на табуретках, слегка покачиваясь на сквозняке. Напольные часы остановились. Было очень тихо.
— Вы здесь часто бывали? — спросил капитан. — В Володимире?
— Почти каждый год, — всхлипнула женщина.
Василь Тарасович растерянно посмотрел на нее и скрылся на кухне. Послышался шум воды, и Козинец появился в комнате с полным стаканом в руках. Леся Орестовна сделала несколько глотков и слабо улыбнулась лейтенанту.
— Вы давно в Днепропетровск перебрались? — продолжал расспросы капитан.
— В семидесятом, — Леся Орестовна промокнула носовым платком глаза. — После школы. Поступила в институт легкой промышленности.
— Вещи в доме более-менее знаете? Ничего не пропало?
— Трудно сказать, — Она покачала головой и бессильно опустилась на диван. Потом вяло махнула рукой в сторону полупустого серванта. — В чайнике папа держал рублей пятьдесят-сто.
Чайник лежал здесь же, разбитый.
— А драгоценности?
— Все мамины украшения папа отдал мне, — горестно вздохнула Леся Орестовна. Было видно, что она готова опять зарыдать. Вдруг какая-то мысль мелькнула в ее голове, и она разом выдохнула: — Совсем забыла! Золотой ангелочек. Не позолоченный, а действительно сделанный из золота. Полый внутри, но стенки из чистого золота. Очень дорогой. Граммов двадцать. На нем даже проба была. Должен в библиотеке стоять. На столе. Это какой-то приз, который папа в мае привез с выставки в Братиславе. Он им очень гордился, даже в Днепропетровск брал с собой, чтобы нам показать.
Женщина на мгновение закрыла глаза. Затем снова промокнула их платком.
— Еще серебряная пепельница, — отозвался Валерий Владимирович. — Мы Оресту Петровичу подарили, когда он у нас гостил в последний раз. Хотели что-то такое ему еще на шестидесятилетие купить, но тогда денег не было.
Леся Орестовна прижала руку ко лбу.
— Голова раскалывается, — пробормотала она.
Василь Тарасович, к удивлению капитана, немедленно вытащил из кармана какие-то таблетки и протянул ей. Леся Орестовна слегка кивнула в знак благодарности.
— Орест Петрович приезжал к вам часто? — спросил Сквира.
— Да, — ответил Валерий Владимирович. — Тесть ведь пенсионером был. Птица вольная. Бывало, он еще утром не знает, что завтра у нас будет. Так за этот год… — Он глянул на жену. — Раза два… Да?
Но та молчала.
— Да, два-три раза гостил, — решительно закончил Валерий Владимирович. — То на пару дней приезжал, а то и на всю неделю. Как дела пойдут.
— А что он делал в Днепропетровске?
— С внуком возился, — пожал плечами мужчина. — Монеты привозил на обмен или продажу. В последний раз был у нас месяца полтора-два назад.
Капитан задумался, обвел взглядом комнату, задержался на Козинце. И вдруг понял, что лейтенант смотрит на дочку Ревы, не отрываясь, широко раскрытыми глазами, почти не дыша. Свет из окна упал на ее лицо, и оно стало похоже на портрет средневековой мадонны — печальной, осунувшейся, но, тем не менее, неуловимо прекрасной.
Сквира кашлянул. Лейтенант никак не отреагировал, продолжая неприлично пялиться на женщину. Северин Мирославович кашлянул еще раз, громче, настойчивее. Козинец покосился на него и отвернулся к окну.
— А вы сами, случайно, коллекционированием не занимаетесь?
— Нет, не занимаемся, — тут же откликнулся Валерий Владимирович, от внимания которого ускользнула вся эта сценка. — У нас и без того есть что в жизни делать. Нам искусственные развлечения не нужны.
Фраза эта прозвучала сухо, даже зло. Сквира быстро взглянул на Лесю Орестовну, ожидая, что ее заденут слова мужа, но та, похоже, не удивилась. А может, просто не придала значения.
Воцарилось неловкое молчание.
— Вы знали, где Орест Петрович держал свою коллекцию?
— Да. Вы нашли оба тайника, я видела…
— А вы? — капитан посмотрел на Валерия Владимировича.
— Конечно. Я же помогал их делать. Даже пострадал — сломал палец, гипс накладывали. Мне на руку, когда большой тайник монтировали, упал подоконник.
Северин Мирославович невольно сжал кулаки, представив, что это на его кисть падает тяжелая деревянная доска.
— А кто еще знал о тайниках?
— Мама знала. Но она… — Леся Орестовна подняла полные слез глаза на мужа. — …она тоже… умерла…