Трезуб-империал
Шрифт:
— Он сильно изменился за последний год?
Бронислава опять еле заметно кивнула.
— Гена очень разочаровался во взрослой жизни. Знаете, в школе казалось, что стоит только начать работать, начать жить самостоятельно — и ты сможешь делать все, что угодно. То, что родители никогда не разрешали. То, на что у них вечно денег не было… А оказалось, что на зарплату ничего не купишь. Только еду. И кино раз в месяц…
— Он вам жаловался? — осторожно спросил Сквира.
— Он же нытик, — вдруг неожиданно зло проворчала девушка. — Все плохо, денег нет и никогда не будет, и виноваты
— Откуда он взял деньги?
— Не знаю, — ответила Ващенко устало. — Не знаю. Сказал, что нашел. На улице.
Володимир, центр города, 10:10.
Улица перед кондитерской была, как всегда, пустынной. Капитан пересек проезжую часть и по асфальтовой дорожке прошел в раскинувшийся напротив сквер.
Было довольно тепло. В привычных волынских тучах зияли громадные прорехи, и кусты вокруг капитана периодически вспыхивали под лучами солнца яркой зеленью. Из-за стены листьев время от времени слышался редкий гул проезжающей машины, но, кроме этого, ничто не напоминало о городе, шумящем вокруг. После вчерашнего дождя скамейки успели немного подсохнуть, и Сквира плюхнулся на одну из них. Оторвал уголок у бумажной пирамидки и глотнул немного кефира. Положил на колени лекцию Ревы.
Так… Прочное династическое здание… Которое не могло рухнуть, но рухнуло… Ага, вот. «Оба брата — Андрий и Лев — в мае 1323 года по непонятной причине оказались в один день на одном и том же поле боя…»
Чего их вообще туда понесло? Да еще и вместе?
«С военной и политической точки зрения это было глупо и бессмысленно. Но, как бы там ни было, братья оказались там вместе и одновременно погибли…»
В дальнем конце сквера появились две девушки. Они, о чем-то болтая, неспешно прошли по дорожке мимо Сквиры.
— …Да, платье… — говорила одна. — Пригласили ведь на «скромненько посидеть». В ежедневной одежде не придешь. Я была в комиссионке, на базаре, в универмаге, конечно. У подруг спрашивала. Можно на толкучку в Ковель съездить, но…
Сквира глотнул еще немного кефира.
Взгляд одной из девушек, той, которая молчала, на мгновение задержался на капитане. Он посмотрел ей вслед. Симпатичная. Где-то он это лицо видел.
— …Вот такое, только цвета слоновой кости. А есть еще блузочка черно-оранжевая. И классный свитер. Пойду утром в субботу с деньгами…
Девушки дошли до конца сквера. Та, которая рассказывала про наряды, крикнула что-то веселое, помахала рукой и убежала. Вторая, смеясь, постояла в конце дорожки и направилась обратно. Облака в очередной раз разошлись, и яркий солнечный свет залил ее, создав на мгновение сияющий ореол вокруг развевающихся на ветру волос.
Сквира тут же ее вспомнил.
— Вы ведь из фотоателье? — сказал он, поднимаясь.
Девушка остановилась.
— А я думала, узнаете вы меня или нет, — улыбнулась она. — Богдана.
— Северин Мир… Северин, — неуклюже промямлил Сквира. — Как Квасюк?
— Супер! — улыбка Богданы стала еще шире. — Еще не появлялся.
— Он полночи был с нами. Наверное, теперь отсыпается…
Богдана глянула на часы и без лишних церемоний села на скамью.
— Я только на минутку вышла. Я ведь сегодня одна в фотоателье. Посетителей нет, да и телефон с утра молчит. Здесь здорово, правда?
— Правда, — кивнул Сквира, присаживаясь рядом. — Одноклассница? Девушка, с которой вы только что разговаривали?
— Светка? Сменщица из фотоателье. Просто мимо приходила. А одноклассницы мои все разъехались кто куда. И большинство одноклассников. Четверо нас осталось — я, Игорь, Серега и Костя…
— Любите Володимир?
— Люблю? — удивилась девушка. На мгновение задумалась, смешно сморщив нос, а потом решительно рубанула: — Конечно, люблю. Только готова рвануть отсюда без оглядки. Здесь тоскливо.
— Так почему же не уехали?
— А я в институт не поступила. Профилирующий экзамен на четверку сдала. У меня и мысли не возникало, что я могу завалить биологию. Оказалось — могу. Так что теперь я с восьми до трех с Квасюком в фотоателье. Там интересно, правда?
— Не знаю, — развел руками Сквира. — Я как-то не задумывался… А вы постоянно с одним мастером работаете?
— Чаще всего с Квасюком, — кивнула Богдана. — Когда он не на халтуре… Ой, то есть, не на объектной съемке… Фотография — очень интересная штука, правда? Не мечтай я стать генетиком, стала бы фотографом.
— Ого! — рассмеялся капитан. — Генетиком!
— Именно, — Богдана серьезно посмотрела на него, а потом, не выдержав, заулыбалась. — А что, не похожа я на ученого, создающего в пробирке глубоководных воробьев? Ничего. Не пройдет и пятидесяти лет, как стану похожа…
Сквира снова рассмеялся.
— Все в живой природе подчиняется генам, — принялась объяснять Богдана. — В них заложено, что из нас получится — каракатица или человек разумный. Много миллиардов лет назад в океане плавали нуклеиновые кислоты и белки. Они никак друг с другом не были связаны, и от этого не было пользы ни тем, ни другим. Нуклеиновые кислоты могли воссоздавать себя, но не умели строить что-либо другое — организмы, например. Белки могли бы организмы построить, но не умели воспроизводить себя. Сотрудничество между ними напрашивалось само собой, но его так и не случилось…
— Не случилось? А мне казалось, что белки… э-э-э… синтезируются на генах… — Разговор с девушкой заставлял капитана нервничать. Непонятно, почему. Но как-то… Да, приятно нервничать…
— Так и есть, — На щеках Богданы играли очаровательные ямочки. — Белки синтезируются на генах. Но это не сотрудничество, это рабство. В какой-то момент нуклеиновые кислоты обнаружили, что на их молекулах можно синтезировать белки. Это был конец тех, самых первых, белков. Они не могли воспроизводить себя, и их, в конце концов, съели организмы, созданные из второго поколения белков, белков-рабов, белков, считываемых с генов. Независимости больше не было. Понимаете?