Трезубец Нептуна

Прозоров Александр Дмитриевич

– Почему плохо?

– Не люблю делать раскопы мест, где люди до конца боролись за всю жизнь, и проигрывали. Видно, как они старались, как почти добились своей цели, а потом умерли рядом, царапая стены от кислородного голодания или пытаясь от страшной жажды пить собственную мочу. Находил я и остатки вываренных до мочалообразного состояние ремней, и кожу ботинок, и погрызенные человеческие кости. Уж лучше кладбища рыть. Или туалеты.

– Смотрите, иллюминатор! – поднял руку к широкому глянцевому окну миллионер.

– Нет, сэр, это корпус. Отвалилась термостойкая

панель. В общем, корабль не жилец. Давайте осмотрим с другой стороны.

Второй борт корабля выглядел еще более удручающе: тут и там зияли проплешины потерянных панелей, а на целых лохмотья огнеупорных волокон выпирали наружу, словно белесый мех огромного зверя.

– Кажется, они со всего маха грохнулись о поверхность именно этим бортом, – предположил археолог, – а уже потом перекатились на брюхо. Жесткая получилась посадочка. Вряд ли кто-то уцелел.

– А кто тогда потрошил стабилизатор? – напомнил толстяк и со всего маха уткнулся Атлантиде в спину. – Что случилось, сэр?

Археолог молча указал на борт. Сверху вниз, незаметная издалека из-за пышного ворса, змеилась широкая, почти метровая сквозная трещина.

– После таких ударов люди не выживают, сэр Теплер. А если чудо сохранит жизнь какому-нибудь безнадежно искалеченному существу, то оно вскоре задыхается из-за разгерметизации отсеков. Каркас перекосило, все переборки и силовые бимсы повело. В таких условиях могут уцелеть только специальные ударо– и теплостойкие сейфовые отсеки.

– Значит, собранная коллекция погибла?

– Давайте заглянем внутрь. У вас на голове, на самой макушке, широкая полоса. Если провести по ней пальцами, включится подсветка. Идем?

– Разумеется, сэр.

– Тогда берегитесь острых краев. Можно порвать ткань скафандра.

Под наружным корпусом, видимо, находился танк с жидким кислородом. После катастрофы газ вытек, оставив гулкую емкость, пронизанную тонкими, истыканными множеством отверстий переборками. Трещина во втором, внутреннем прочном корпусе проходила напротив наружной и напарники сразу полезли туда.

Они оказались на продовольственном складе. Экипаж давно опустошил плотно составленные стеллажи, и только англоязычные надписи «крупы», «свежая зелень», «мясо консервированное» показывали их прежнее предназначение.

Протиснувшись по ажурным полкам к задраенному люку, Атлантида попытался его открыть, но створку заклинило намертво.

– Позвольте мне, сэр, – толстяк отодвинул Платона и со всей силы нанес удар ногой. Люк возмущенно загудел, но на пару миллиметров сдвинулся. – Еще разик… Еще…

Створка распахнулась на всю ширину и гулко ударилась о стену. Напарники вошли в коридор, разрезая мрак яркими лучами. Судя по тому, что под ногами находился пол, мертвый корабль действительно лежал на брюхе.

– Куда теперь, сэр Платон?

– Попытаемся найти входной шлюз. Не все же нам через трещину лазить, сэр. Думаю, он находится ближе к корме.

Они двинулись вперед, поводя головами и вместе с ними – лучами света из стороны в сторону. Через полсотни метров напарники наткнулись на раскрытый стенной шкаф. Декоративная

панель валялась на полу, а предназначенная для приборов полость оказалась полностью опустошенной: остались только следы крепежа отдельных блоков и проводки.

– Что это значит, сэр Платон?

– Пока не знаю, сэр, – пожал плечами Атлантида. – Скорее всего, они разбирали второстепенное оборудование чтобы отремонтировать основное.

– Значит, кондовцы уцелели?

– Не знаю. Ага, вот и он.

В отличие от легких катеров, внутренние двери шлюзов на крупнотоннажных кораблях закрывались всегда – они входили в силовую схему внутреннего прочного корпуса. Без разрешения бортпилота открыть их не мог никто, но обесточенная запорная система не смогла устоять против нескольких ударов альпенштока: Атлантида, без премудростей разбив закрывающую механизм панель, задвинул языки замка, после чего раскрутил вал ручного запора. Сломанное устройство не смогло препятствовать и тому, что напарники открыли внешний люк, не побеспокоившись закрыть внутренний.

– Теперь поищем рубку, сэр, – сказал Атлантида и вновь углубился в лабиринт безмолвных коридоров.

На жилой палубе каюты стояли распахнутыми, в местах обычной установки стержней объемных проекторов зияли грубые разломы. Похоже, кто-то действительно безжалостно уничтожал все лишнее во имя высшей цели. Теперь уже и сам археолог начал сомневаться в смерти людей. Он торопливо двигался в самый центр корпуса – туда, где обычно находится рубка управления.

Согласно инструкции, помещение в центре корабля во время посадки обязано герметично запираться, образуя внутреннюю герметичную капсулу безопасности – однако двойные створки стояли отворенными. Напарники шагнули внутрь и остановились. По обе стороны от центрального прохода, ведущего к четырем постам управления – капитанскому, штурманскому и пультам первого и второго пилотов, стояли несколько рядов кресел. В них, прочно пристегнутые ремнями, одетые в прекрасно сохранившиеся синие комбинезоны, покоились чистые человеческие костяки.

– Вот и экипаж, – вздохнул Атлантида. – Свободных кресел нет. Здесь находятся все.

Он спустился к капитанскому пульту, привычно пробежал пальцами по панели. Нашел нужное углубление, глубоко вдавил клавишу и извлек кристалл памяти. Положил в нагрудный карман.

– Бортовой журнал, – оглянулся он на толстяка. – Нужно будет передать его в архив космофлота. На нем все, что осталось от этих людей.

– Но ведь… – не решился сразу возразить Вайт. – Но ведь по нему этот корабль сможет найти любой!

– Пускай. Это даже хорошо, сэр, если кто-то прибудет сюда, чтобы отдать последний долг погибшему экипажу. Коллекцию находок мы с вами вывезем, так к чему отправлять мертвых в небытие второй раз? Пусть хоть история их последнего полета останется людям.

– Наверное, вы правы, сэр, – признал миллионер. – Странно, что они разложились. Ведь на планете нет жизни?

– Зато она есть на корабле. Микроорганизмы уцелели, и успели сделать свое дело, пока воздух через повреждения не смешался с местной атмосферой.