Три Царя
Шрифт:
— Да я сам могу, спасибо, мудрейший, — Пилорат принял лекарство и сидя поклонился.
— Не спорь, девочка пускай делает, — он сделал паузу. — Она о тебе лучше позаботится, чем ты сам. У тебя нервы повреждены, и травма это усугубила. Твой мозг от многочисленных ударов думает, что живот связан с правой ногой. Дай угадаю, под лавкой лечили?
Пилорат кивнул, но это видимо его даже не беспокоило.
— В лазарет отправили, а как в сознание пришел, так и выперли под зад. Я признаться не рассчитывал, что и в сознание приду. Корпини, что долг свой провалил, обычно либо мёртв, либо бесполезен.
— Что же ты не вернулся к ремеслу своему? — спросил Семирод, однако заранее знал ответ.
— Да кому сдался хромой и старый телохранитель, что проживает свой пятый десяток?! Плюс ко всему, Маруську встретил, она… — он осекся, поглядывая на девочку.
— Понимаю, — Коротко кивнул старик, и краем глаза посмотрел на девочку, что внимательно слушала рассказ Закхры. — Ладно, что ты хочешь знать?
— Расскажи побольше о проказе. Я слышал, что это рожденные без духа, коим уготована судьба жить пустой оболочкой, и даже после смерти боги не поцелуют их чело.
Семирод прошелся по густой седой бороде, слегка наклонив голову, задумался.
— Так, и не совсем так. Видишь ли, Пилорат, проказа — это эффект малоизученный, так как политика полисов и царства давно наложила запрет на изучение сего явления. Примерно, если я не ошибаюсь после «Первого Дантарата».
— Первого?
— Война из тех времен, когда Бролиска еще и в помине не было, а на земле божьей правили лишь полисы, ориентировочно, четыре с лишним тысячи лет назад. Они по натуре своей сражались между собой за земли и влияние, однако, как и любая затяжная война, всё это требовало ресурсов, в том числе и живых. Тогда они прибегли к тактике, что практически уничтожила весь мир. Скажи, ты слышал что-нибудь о Сибирусе?
— Нет, — Пилорат был серьезен и слушал внимательно, не забывая помешивать похлебку.
— Вот и хорошо. Полисы собрали всех прокаженных, что к тому времени были практически на положении рабов, их скажем так… вооружили. Ни мечами и топорами, ни луками и стрелами, а Сибом. Рисунком, что Шепчущие с Горном выбивали на их теле перетертой костной мукой и примитивным духом. Как они его использовали? Тут история умалчивает. Как оказалось миллионы прокаженных были особенно эффективны в бою. Опять же как? Никому не известно. Они каким-то образом использовали Сиб, убивали друг друга. Если тебе интересно мое мнение, это лишь детские легенды, чтобы скрасить обычную историю геноцида, тех кто существовал бесполезной жизнью. Если верить истории, прокаженные рождались с удивительной частотой, и это грозило вымиранием.
— Логично, — добавил Пилорат. — Дурная кровь, чистка социума, такое до сих пор практикуется. Отправлять воевать тех, на кого и так плевать, а если помрут, то и хоть что-то хорошее сделают для своего полиса.
Семирод покачал указательным пальцем:
— Именно, так затем и подумали сами прокаженные, когда научились использовать свою силу, и опять же по легендам, восстали против полисов. Попробуй представить, миллионы воинов объединились против общего хозяина, под одной идеей. Свобода.
— А дальше? — глаза Пилората засверкали пламенем, как у ребенка слушающего рассказы деда.
— Неизвестно, — отрезал Семирод, как на корню. — Сказал ведь, запретили это изучать, а всё что надо из истории вырезали. Выдумали красивые легенды, Сибирусы и прочее. Ясно лишь то, что война прекратилась, и полисы осознали — монета дороже крови. С тех пор они не воюют, а сосуществуют.
— А что стало с войском прокаженных?
— В лес ушли, — с легким смешком в голосе, ответил Семирод. — Никто не знает. Есть множество сказок и легенд о том, как бессмертное войско спит под землей и ждет, когда придет истинный прокаженный и поведет их на последний бой против полисов. Бесконечная сказка о восстании против тирании хозяев, и так далее и далее. Как там суп?
— Почти готов. Ты веришь в это? Что действительно где-то дремлет целое войско и ждет своего лидера? — Пилорат произнес эти слова, и только потом понял, как это звучит.
Семирод ничего не ответил, однако по его глазам всё было видно. Он за свои годы наслушался столько легенд и рассказов, что хватило бы на несколько книжных томов. Видят боги, ему самому приписывали внеземные целительные свойства в былое время. Всё, что холопы не могли объяснить, называли чудом.
— В каждой легенде есть доля правды, но правды в ней именно столько, сколько духа в теле прокаженного.
Пилорат молча согласился, однако на этом его любопытство не закончилось:
Пилорат молча согласился, однако на этом его любопытство не закончилось:
— Так что на самом деле…
Семирод протянул ему глиняную миску, и ответил:
— Суп готов, я устал, пощади меня юноша.
Меридинец не стал настаивать, тем более к ним подоспели Маруська с Закхрой, которых манил запах, исходящий из котелка. Они выложили нарезанный кубиками хлеб вокруг костра на деревянные дощечки выструганные Пилоратом и, словно извиняясь за перебитый разговор, сели.
— Ближе, подвигайтесь ближе, — заговорил Пилорат. — Ночь обещает быть холодной, нужно успеть согреться снаружи и изнутри.
— Благодарю, — послышался голос Семирода, и он двумя руками принял полную пряной похлебки миску.
— Да обнимет вас Мать-Земля, — произнесла Закхра, принимая свою.
Маруська молча кивнула и поднесла миску к вечернему небу, затем все застучали ложками. Похлебка получилась вполне сносной для непривередливого Пилората и беззубого Семирода. Маруська также не жаловалась и довольствовалось тем, что дают, как, собственно, и Закхра. Последняя в свою очередь слегка не привыкла к подобным ночлежкам и еде, однако пережитый плен изменил её видение мира навсегда.
Девушка вела себя довольно замкнуто и постоянно оборачивалась по сторонам, словно опасаясь, что очередной Черный выпрыгнет из кустов и утащит в противный зловонный лагерь. Миску она держала близко ко рту и хлебала быстрее всех. Мародеры видимо и с худым пайком развлекались, то кормили, то лишь манили, а затем забирали. Пилорат заметил и постарался хоть как-то её успокоить, прежде чем она обожжет себе горло.
— Закхра, так значит ты с Красограда, интересно.
Девушка выпучила зеленые глаза, что выглядывали из-под глиняной миски и ответила не сразу, словно пыталась убедиться, что вопрос задан именно ей.