Три Царя
Шрифт:
— Нет, дайте ему, — раздался мелодичный и расслабленный женский голос.
Оружия там не было, однако через момент, к его ногам, хлюпая о кровь и плоть, упал револьвер. Балдур потянулся, схватил оружие и продолжил дальше двигаться. Он отдернул барабан, пусто.
— Балдур! — вновь послышался голос Сырника. — Да пусти!
— Я вас поубиваю всех суки! — Балдур направил оружие перед собой, и нажал курок.
Раздался выстрел, а тело человека окутала тёплая аура жестокости и мести. Он не стал сопротивляться ей и нажал на курок еще раз. Второй выстрел раскрасил стены в цвет его ярости, однако третьего не последовало. Балдур нажимал
— Пустите его! Пустите-е-е!
Женщина стояла без изменений, и с ядовитой улыбкой на лице наблюдала, как человек ползет к ней, словно червь. Из-под кучи тел, его схватила чья-то рука, да показалась уродливая пасть человека. Балдур нащупал рукой кусок камня и принялся наносить удары. С первым разом, ему в лицо брызнула холодная кровь и застывший гной, затем посыпались куски черепа, хлюпая остатками мозга.
— Сырник! — закричал он, давясь гноем и кровью. — Сырник, я иду!
Куски тел, более неприкрепленные и оторванные, хватали его и придавливали к земле. Балдур отбивался как мог, кусая, скалясь проклиная весь мир, на чём тот стоял. Ему было всё равно, что произойдет с его телом, ему стало плевать на тот мир, на то дерево, на всю вселенную. Он бы с радостью променял жизни всех богов, что позволили ему наблюдать за этим. Но больше всего, он ненавидел себя. Ненавидел за то, что пока разгуливал и вел беседы, пытаясь найти ответы на свои вопросы, ему в голову даже не пришла мысль о нём. Как мог он, столь погруженный в собственный эгоистичный мир, оставить того, что поклялся защищать.
— Сырник! Держись, я иду! — с его глаз закапали слезы. — Я никогда тебя не брошу!
Некая сила придавила его голову к полу, на что Балдур огрызнулся и повернув голову вцепился зубами в мерзкую и холодную плоть. Одним движением он оторвал кусок мяса и сплюнул его. Человек поднял глаза и увидел маленького аури, что всегда таким являлся и будет для него. Сырник перестал сопротивляться, с ужасом наблюдая за тем, как окровавленный человек, едва перебирая конечностями, ползет к нему.
— А-а-а-а! — вырвалось из его груди. Они встретились взглядами.
***
— Ты присаживайся, кушайте.
— Спасибо, я не голоден, — ответил мужчина на предложение пожилой женщины.
— Ну, ты, может и нет, сынок, а вот ему нужно вес набирать. Смотри, какой маленький. В ладошке-то помещается, ты в его в лесу нашел?
— Нашел.
— Эх да, последнее время много зверья сиротками-то становятся. Жалко аж, Лико то наше куда смотрит? Да ты тоже кушай. Мне не жалко, гости вы мои, нечасто они у меня, кушай, боги смотрят.
— Можно мне молока?
— Конечно можно. Вот, смотри какое густое. Кормилица моя своими детками обзавелась то прошлым летом, а как твоего зовут-то? Есть у него имя?
— Моего? Я…
— Ой да ладно, женщину-то старую не проведешь, глаза может уже не те, но я вижу, как ты на него смотришь. Так только отец может смотреть. Ха-ха гляди, как он сырники-то трескает, да сметану лижет. Точно наш! А ручонки то, какие маленькие, как держит то! Ты, сынок, держись его, да ежели попал к тебе на попечение, так значимо боги сами решили и подарок сделали. Что ты так смотришь? Вытри ему нос, пока внутрь не забилось, а я пойду еще молока принесу. Взор да глаз над вами молодыми нужен, ничегошеньки вы не видите.
— Да мать, я его никому не отдам.
***
— Сибирус! — прокричал мужчина. — Если ты меня слышишь, спаси его! Спаси его!
Лицо неизвестной женщины расплылось в эйфорической улыбке, а сама она, закатив глаза, довольно застонала.
— Перун! Род! Мать Земля! Спасите своё дитя! — продолжал кричать человек.
Он со слезами на глазах посмотрел на маленького аури, чья шерстка задрожала радужным цветом, но его огромные глаза источали лишь печаль. Балдур пополз дальше, продираясь сквозь тела, как нечто схватило его за волосы, и подняло голову на уровень с Сырником. Тот смотрел на него, словно прощаясь и, хлопнув веками произнес:
— Ты мне обещал, — после чего из его рта полилась кровь.
Балдур с ужасом наблюдал, как из груди аури торчало едва бьющееся сердце. Оно стучало медленными, последними моментами его жизни, а стеклянные глаза Сырника застыли безжизненными зеркалами.
— Это твоя вина, и тех, кто пришел с тобой.
Женщина вытянула сердце аури и облизав, забросила себе в рот, демонстративно проглотив. Губы растянулись в наслаждении, а сама она, бросив презрительный взгляд на человека, развернулась и ушла с бездыханным телом Сырника в руках.
— УБЬЮ ВСЕХ! СУКИ! УБЬЮ! УБЬЮ! УБЬЮ! НЕТ!
Балдур заревел от горя и ненависти. Он полз, цепляясь лишь одной рукой, что подчинялась ему. Его лицо заполнило слезы, кровь и слюна, что пузырилась у его рта, с каждым криком и проклятьем, что он произносил.
— УБЬЮ! УБЬЮ!
Он видел, как из тела Сырника всё еще продолжает течь кровь, оставляя за собой след. Балдур сдирал ногти с пальцев, цепляясь за куски камня, вгрызался зубами, а слезы сменились на кровь. Его тело больше не могло сопротивляться тому, что пережило за последний день. В конце концов, он был простым стервятником. Простым отцом, что не смог сохранить собственное дитя.
Когда тело полностью отказало, а он понял, что можешь лишь беспомощно лежать и смотреть. Он заплакал навзрыд. Балдур не стеснялся своих слез, да и кто мог бы его упрекнуть в этом? Кровь и гниль проникали в его рот, заполоняя и без того мёртвое тело.
Когда сердце отстучало последние моменты его жизни, он попросту решил закрыть глаза. Единственное, на что он мог надеяться, это то, что ему удалось спасти свой отряд, своих друзей. Он не знал наверняка, но под тёплое одеяло, что окутывало его, и призывало к вечному сну, эта была прекрасная мечта.
Наступила тишина. Больше не было боли, не было страданий, только шум далеких ветвей, что убаюкивали своей безмятежностью. Именно в тот момент, когда рука, цепляющееся за камень, сдалась, из его кармана выпала карта с изображением, лежащего в крови человека.
Карта жертвенника. Именно так и умер Красный Стервятник.
Эпилог
Эпилог
Долина сотрясалась от бесконечной битвы, что происходила среди её сосен и березок. Два извечных противника сошлись в титаническом сражении, узнать исход которой не считалось возможным.