Три цвета крови

Ресторан имел странное и немного смешное название — «Помидор».

Расположенный на Ленинградском проспекте, на пути из центра города в аэропорты Шереметьево, он своим игривым названием привлекал внимание, словно подчеркивая несерьезность заведения. Внутри ресторанчика было всегда темновато, а несколько небольших залов, скорее, комнат, предназначались исключительно для знакомых клиентов.

Это был уникальный ресторан. Его хозяева — азербайджанцы и армяне — были теми бакинцами, которые и составляли полифоническую основу Баку до известных событий конца восьмидесятых. Они часто и Уезжали вместе, покидая родной город,

ставший вдруг негостеприимным и чужим. В ресторане слышалась русская, азербайджанская и армянская речь, больше русская, но с сочным южным акцентом, своеобразная речь Длинных бакинцев, средство общения всего населения космополитичного Вавилона, каким был Баку почти восемьдесят лет двадцатого века.

Приходившие сюда люди искали уголок того самого города, который они однажды навсегда потеряли. Здесь мирно обедали и ужинали азербайджанцы и армяне, проклиная тех, из-за кого они вынуждены были покинуть родину, особенно националистов обеих мастей, из-за непримиримости которых стало невозможно мирное сосуществование двух народов. И хотя каждая сторона считала себя по-своему правой, справедливости ради стоило сказать, что больше всего доставалось карабахским армянам, начавшим этот конфликт, доведя его до столь неприятных последствий.

Но споров среди посетителей не возникало. В ресторане царило перемирие, и когда на фронтах шли ожесточенные бои, здесь по традиции выпивали за мир и дружбу между соседями. А потом поминали павших, независимо от их национальной принадлежности. Армяне пили за упокой души погибших, азербайджанцы стояли, опустив головы, не дотрагиваясь до спиртного. Здесь часто плакали мужчины, вспоминавшие свой родной город. Плакали все: азербайджанцы и армяне, русские и евреи, лезгины и грузины, впервые попадавшие в этот ресторан. Вавилон был разрушен и уже никогда не мог быть восстановлен в прежнем величии. Это понимали все, и от этого их скорбь становилась еще более сильной.

Метрдотель-азербайджанец встречал гостей в дверях, провожая их к заказанным столикам. А небольшой оркестр, состоявший из бакинских армян, играл старые мелодии-шлягеры, столь популярные в недавние добрые времена и вызывавшие ностальгические слезы у присутствующих.

Бывший подполковник Абрамов сидел за столиком не один. Он любил слушать забытые мелодии. Вынужденный уехать из Баку, он по-прежнему любил этот город, по ночам, во сне, ему являлись бакинские бульвары и парки, площади и фонтаны. К несчастью Абрамова, подобная ностальгическая страсть передалась и детям — двум дочерям, которые также не могли вернуться в Баку. Туда изредка ездила к своей матери лишь жена Абрамова, азербайджанка. Смешанных браков в Баку было особенно много, и такие семьи страдали наиболее сильно.

Сегодня Абрамов сидел за столиком в компании неприятного типа, которого он меньше всего хотел бы здесь встретить.

— Мы предлагаем вам сотрудничество, — говорил его собеседник.

— Вы мне это уже предлагали, — отмахнулся Абрамов, он довольно много выпил и чувствовал себя не совсем хорошо. К тому же в этот момент музыканты заиграли знакомую мелодию.

— Почему же вы отказываетесь?

— Не хочу связываться с такими типами, как вы, — откровенно признался Абрамов, — я понял, что вас интересуют мои прежние связи. Моя работа в МВД Азербайджана. Я не знаю, кого вы представляете и кто вы такой. Вижу, что вы не армянин. Но кто бы вы ни были, вы ошиблись адресом.

— Мы хотим использовать только ваш опыт. И хорошо заплатим.

— Знаю, — поморщился Абрамов. — Идите к черту. Мне все надоело.

— Но поймите, — убеждал его собеседник, — это очень выгодное предложение.

Вы просто поможете нам, предоставив информацию, проясните некоторые детали.

— Для чего?

— У нас коммерческие интересы, — уклонился собеседник.

— Ах, коммерческие, — усмехнулся Абрамов, наливая водки. Он был крупным мужчиной, с характерными кустистыми бровями и черными глазами. Тяжелый подбородок и упрямые складки морщин у рта четко свидетельствовали о его скверном характере, к тому же изменившемся не в лучшую сторону после переезда в Москву.

— Да. Нас интересует информация. Мы можем заплатить.

— Ага, — бывший подполковник вдруг схватил своего собеседника за лацкан пиджака и привлек к себе, — такие, как ты, — сказал, задыхаясь от ненависти, — разрушили мой дом, сломали мою судьбу, испортили жизнь моим детям. И ты хочешь, чтобы я работал с вами? Пошел отсюда…

В МВД любили сочные ругательства. И Абрамов прибавил еще несколько известных выражений.

— Напрасно вы так. — Собеседник поправил пиджак, словно не обижаясь на него. — Мы ведь совсем не то, что вы думаете.

— Деньги просто так не платят, — махнул рукой Абрамов, — знаю я ваши информации. Я ничего не буду делать. У меня жена азербайджанка, а ты, сука, пришел ко мне и выпытываешь, какую гадость еще можно сделать, чтобы совсем испоганить жизнь людям. Пошел отсюда! — сорвался Абрамов.

Музыканты прекратили играть.

— Напрасно вы так, — сказал, спокойно вставая из-за стола, «коммерсант».

Абрамов обнаружил, что бутылка водки пуста.

— Рустам, принеси еще одну, — крикнул официанту. — Сукин сын, — пробормотал он, вспоминая ушедшего, — информацию им подавай. Мои прежние связи вспомнили. Мало им всего, что натворили. Не сидится спокойно.

Он сжал кулаки. В этот момент музыканты заиграли «Баку — любимый город», и он, чуть расслабившись, закричал:

— Давай, ребята! Давай. Мы им всем еще покажем! Мы еще вспомним наш город.

Спустя пять часов в подъезде дома, где снимала квартиру семья Абрамовых, был найден труп бывшего подполковника МВД Азербайджана Владимира Абрамова.

Киллер действовал аккуратно и четко. Подождав, пока подполковник пройдет в подъезд, он поднял пистолет и выстрелил ему в затылок. Смерть, по утверждению экспертов, наступила мгновенно. Киллер для верности сделал контрольный выстрел в сердце и затем удалился. Свидетелей и очевидцев преступления найдено не было.

А в ресторане «Помидор» по-прежнему собирались бывшие бакинцы, вспоминающие свой город и плачущие, невзирая на национальность и степень благополучия. В конце концов, даже у очень богатых людей бывают приступы ностальгии. А у бедных они превращаются в беспрерывный процесс воспоминаний, ибо так приятно вспомнить время, когда тебе было лучше, чем сейчас.

Серебристый «Фиат» мягко затормозил у развилки дороги. Это была последняя переднеприводная модель концерна «Фиат», произведенная совместно с фирмами «Альфа-Ромео» и «Ланция». Машина называлась «Фиат-Крома» и успела изысканным дизайном неплохо зарекомендовать себя в Европе. Сидевший за рулем мужчина лет сорока, положив обе руки на руль, задумчиво глядел перед собой. У него были резкие, четкие черты лица, столь характерные для прибалтов. Ранняя седина придавала облику неуловимый налет благородства, но впечатление портили зеленые холодные глаза и упрямо сжатые тонкие губы. Он был одет в куртку и легкие вельветовые брюки. На ногах — мягкие кожаные ботинки, словно он собирался идти в небольшой поход по склонам соседних холмов.