Три цвета крови

Абдуллаев Чингиз Акифович

Он уже не жалел, что не успел сменить телефон и поменять квартиру. Теперь Дронго с нетерпением ждал приезда Купцевича. Тот сказал «мы», значит, собирался приехать не один.

Ровно через полчаса в дверь позвонили. Дронго по привычке посмотрел в глазок, встав таким образом, чтобы смотреть несколько сбоку. На лестничной клетке стоял Адам Купцевич. В этом не было никакого сомнения. Это был он, сильно изменившийся, очень располневший, почти седой, с палкой в руках, но живой и здоровый, ожидавший, когда старый друг откроет. Уже не раздумывая, Дронго щелкнул замком. И попал в объятия Купцевича.

Но

его ожидал и другой сюрприз. На лестнице стоял Владимир Владимирович.

Тот самый эксперт КГБ, который два года назад помог Дронго во время операции против действий мафии в Закавказье. В отличие от Купцевича, он почти не изменился. Впрочем, в пожилые годы люди гораздо меньше подвержены переменам, чем в молодости. После шестидесяти внешние отличия уже не столь существенны.

Оболочка словно консервируется, тогда как внутри идет стремительный процесс общего разрушения.

Когда все расселись вокруг стола и Дронго достал специально отложенные для подобного случая две бутылки настоящего грузинского вина, начались первые тосты за погибших и за оставшихся друзей. Когда пили за погибших, Дронго встретился взглядом с Купцевичем. Тот кивнул. Он знал о смерти Натали. Дронго чуть задержал дыхание и выпил залпом весь стакан, чего никогда себе не позволял.

И только после третьего стакана он ернически спросил:

— Вы, наверное, случайно встретились и решили меня разыграть, приехав сюда.

— Не надо… — покачал головой Купцевич, — ты все отлично понимаешь.

— Да. Квасневский оказался не такой дурак, как Валенса. Он правильно решил распорядиться оставшимися кадрами, и ты снова на службе.

— Точно. Даже восстановили в звании полковника польской разведки. Правда, я честно предупредил Владимира Владимировича и его коллег, что польская разведка изменила основные направления своей работы, переориентировавшись с Запада на Восток. Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Да. Но тем не менее ты все-таки приехал в Москву. Значит, только очень важное обстоятельство могло погнать тебя в столицу России. Давай я немного погадаю. Судя по составу, в котором вы пришли, речь идет о достаточно серьезной операции, которую нужно провести в России или в странах СНГ. Скорее второе, так как Владимир Владимирович, насколько я помню, специализировался на ближнем зарубежье. Очевидно, польская разведка получила информацию, которую решила довести до сведения российской разведки. А те, в свою очередь, решили снова выйти на меня. Все правильно?

— Я же говорил, что он в великолепной форме, — радостно заявил Адам, обращаясь к Владимиру Владимировичу.

— Нет, — покачал головой Дронго, — не получится.

— Что не получится? — спросил Купцевич.

— Все. Я эти игры закончил. Меня едва не убили перед выборами в России, посчитав, что я слишком много знаю. А потом меня отправили телохранителем к американскому композитору, решив, что я могу быть приманкой для Ястреба. Того самого, которого я уже однажды брал в Бразилии. С меня достаточно. У меня есть немного денег, кстати, обещанный гонорар за последнюю операцию я получил наполовину: организация, которая меня нанимала, приказала долго жить, и не без моего участия. Я в какой-то мере обрубил сук, на котором сидел. Но даже того, что я имею, хватит на долгие годы. В политику и в разведку я не вернусь.

Надоело.

Владимир Владимирович достал носовой платок, вытер губы.

— Хорошее вино, — с уважением сказал он, — у вас всегда был неплохой вкус.

Чтобы получилось хорошее вино, нужно особое терпение, так, кажется, говорят на Кавказе.

— Вы пришли только для того, чтобы сообщить мне это? — улыбнулся Дронго.

— Не только. Речь идет не о наших прихотях. И не об интересах какой-либо разведки или стороны. Речь идет о миллионах людей, которые могут здорово пострадать из-за наших с вами ошибок или амбиций.

Дронго посмотрел на Купцевича. Тот мрачно кивнул. Перевел взгляд на Владимира Владимировича.

— Какой-нибудь террористический акт? — хмуро спросил он.

— Мы пока не уверены, — честно признался Владимир Владимирович, — просто наши польские коллеги вышли на одну группу, работающую в Европе. Она состоит в основном из бывших офицеров КГБ, возглавляет группу бывший подполковник КГБ. По документам он проходит как Йозас Груодис, хотя в ФСБ, наверное, известно и его настоящее имя. В группу входят неплохие профессионалы, судя по нескольким заданиям, которые им поручали. Так вот, по сведениям польской разведки, в настоящее время группа готовит мощный террористический акт на нашей территории.

А наша контрразведка даже не знает, где именно.

— Понятно, — нахмурился Дронго, — вы думаете, что бывших ваших коллег должен искать именно я?

— Это очень опасная группа, — вставил Купцевич, — по-моему, тебе следует согласиться.

— А по-моему, наивно полагать, что один человек может справиться с целой группой профессионалов, — пожал плечами Дронго, — или вы что-то недоговариваете.

— Я не уполномочен вести никакие переговоры, — честно признался Владимир Владимирович, — просто приехал передать вам приглашение нового руководства ФСБ.

— Нет, — резко возразил Дронго, — никаких приглашений. Все кончено. Я вышел на пенсию.

— А что тогда говорить обо мне? — Купцевич показал на свою палочку. — Я старше тебя. И к тому же инвалид. По-твоему, я должен был оставаться сторожем в краковском музее?

— Это твое личное дело, — упрямо сказал Дронго, — ты присягал Польше, которая по-прежнему существует. Страны, которой я присягал, нет. Значит, все эти разговоры никому не нужны.

— Речь идет о людях, — снова вмешался Владимир Владимирович, — и, судя по той настойчивости, с которой вас ищут, им нужны именно вы. Возможно, что речь идет о людях либо обстоятельствах, вам хорошо знакомых. Вы профессионал, Дронго, и понимаете, что вас не стали бы разыскивать просто так. Очевидно, обстоятельства требуют вашего участия.

— Что вам нужно? — устало спросил Дронго. — Неужели вы не поняли, что я больше никому не нужен. Я реликт, динозавр, который еще не вымер. «Совок», так и оставшийся «совком» с советским образом мышления и отношением к людям.

— Это слова, — мягко возразил Купцевич, — Владимир Владимирович прав. Речь идет о людях.

— Вы уговариваете меня так, словно я девица на выданье, — пошутил Дронго, — хорошо, я встречусь с кем-нибудь из руководства ФСБ, чтобы только доставить вам удовольствие.