Три цвета ночи
Шрифт:
Он схватил ее за руку, притянул к себе и, прежде чем она успела закричать или хотя бы осознать, что происходит, припал к ее незащищенной шее.
А дальше была лишь темнота и громкое биение сердца, все угасающее и угасающее с каждой секундой…
Искать девчонку было трудно. Если бы она осознала и проявила свои необыкновенные способности, это сыграло бы ему только на руку. От таких вещей всегда остаются следы, подобные кругам на воде от брошенного в реку камешка. Но она затаилась, спряталась, и это ужасно его раздражало. Каждая
– Раз, два, три, четыре, пять – я иду тебя искать, – пробормотал Ловчий.
Он сидел на самом краю крыши и смотрел вниз, на спящий город. На улицах уже не было прохожих, только сиротливо светились немногочисленные неспящие окна и проносились по шоссе редкие автомобили. Город спал, засмотревшись миражами сновидений и доверчиво подставляя Ловчему свою шею. Он был его хозяином. Все эти каменные джунгли – его законное охотничье угодье. Королева, без сомнений, отдаст его ему в свободное пользование. Нужно только избавиться от других – от тех, кто мешает. А значит, опять же отыскать девчонку. Так получилось, что эта маленькая дурочка стала сейчас ключом к древней головоломке, и он найдет ее, найдет обязательно.
Ловчий посмотрел на округляющуюся луну. Отсюда, с крыши, она казалась совсем близкой – стоит только протянуть руку! Она манила его, звала за собой. И он, вскочив на ноги, принял ее игру. Он побежал по крыше вслед за серебристыми лунными бликами – то припадая к поверхности, то подскакивая вверх. Он был похож на молодого волчонка, играющего с собственным отражением в огромной луже.
Добежав до края крыши, Ловчий легко, одним прыжком, перемахнул на соседнюю и снова побежал – то припадая, то распрямляясь.
Это был удивительный, диковинный танец. Одна лишь луна наблюдала за ним. А потом поблекла и она.
Настало время затаиться. Приближалось утро…
Глава 8
Следующий день тоже прошел как во сне. Я с кем-то разговаривала, обменивалась письмами. Все это вспоминается мне урывками, как будто я смотрю старый-старый черно-белый фильм, где кадры временами уходят в темноту. И этой темноты больше, чем света.
Я всегда любила тренинги, но этот показался мне адом.
Меж тем наступил третий день, на который было намечено главное событие этого тренинга – итоговый бал. Меня уже немножко отпустило, и вместо боли, удивления и гнева пришли пустота и ледяное равнодушие, словно меня положили в холодильник и врубили режим полной заморозки.
Нам выдали новые платья. Я тоже надела какое-то.
Бал давали «Ростовы». Димка, как и положено моему «отцу», вел меня, слегка поддерживая под локоть. Мы поздоровались с хозяевами, немного, как предписано этикетом, поговорили. Димка, слава богу, взял на себя все ведение бесед.
Честное слово, плюс пять баллов за дружелюбие.
Когда мы отходили от «Ростовых», я благодарно сжала Димкину руку. Он взглянул на меня и вдруг покраснел.
Какая жалость, что я не влюбилась в него! Он бы никогда меня не предал!
Первый танец я танцевала с Николаем Ростовым. Делали это мы достаточно вяло. Ни я, ни Миша не увлекались танцами. Он несколько раз наступил мне на ногу, и я в свою очередь ответила ему тем же.
Вернувшись на место, я тихо вознадеялась, что новых приглашений не последует и я спокойно, в свое удовольствие, постою рядом с нетанцующим Фроловым.
– Позвольте?
Я подняла глаза, и мое сердце сгорело в огне темно-вишневых глаз.
Отказать на балу нельзя. Я положила руку на его плечо, и мы закружились в вальсе.
Танцевал он божественно, ведя меня так, что мое тело само собой подчинялось заданному ритму. Словно я была пушинкой, летящей по ветру. Ноги, такие неуклюжие еще недавно, двигались легко, будто под ними был не пол, а облачко, как будто мы с Артуром танцевали в невесомости.
Раз-два-три, раз-два-три.
Зал кружился вместе со мной. И в нем не было ни других танцующих пар, ни сидящих у стены наблюдателей – никого.
Только я и Артур.
Мы были вдвоем, крепко прижатые друг к другу, будто неразлучные возлюбленные, будто кровные враги.
Темно-вишневые удивительные глаза заслонили от меня остальной мир. Вдруг сделались центром моего мира.
– Сними маску!
Он сказал это? Или слова сами собой прозвучали в моей голове?
– Сними маску! Покажи, какая ты есть!
Он смотрит на меня… как будто на затаившееся чудовище. Будто забыв, что чудовище здесь – он. Тот, кто согрел меня своим взглядом, а потом посмеялся и предал.
– Не понимаю, о чем ты! – отвечаю я, не зная, шевельнулись ли вообще мои губы.
– Сними маску!
Кажется, мы уже кричим друг на друга…
«Это только спектакль. Школьный тренинг», – пытаюсь успокоиться я, в то время, как другая, почти неконтролируемая часть меня рвется наружу, бунтует против сдержанной покорности, желает доказать и наказать.
«Это только спектакль».
– Я не понимаю вас, князь, – произношу я, тщательно выговаривая по-французски каждое слово.
– Простите, княжна. Я хотел спросить, сколько еще вы собираетесь носить эту маску равнодушия и спокойствия, подчиняться прихотям отца и позволять компаньонке, по сути приживалке, отнимать у вас женихов? – Его тон безупречно холоден и вежлив.
Неужели все, что произошло, мне только померещилось? Родилось в больной голове, закружившейся от быстрого вальса?
– Простите, князь, но мне не интересны женихи, которых может отнять компаньонка и приживалка…
Мир вокруг стал обретать привычные очертания и краски, и я уже узнавала школьный актовый зал и несколько кружащихся в вальсе пар.
Привычные стены с ложными колоннами, гладкий паркетный пол, вишневые бархатные портьеры на окнах… Легкий запах пыли и чьих-то сладких духов, от которых у меня тут же начинает болеть голова.