Три цветка и две ели. Первый том
Шрифт:
– Забудь! – отрезал король Ортвин. – Ты бы получил их, если бы не воевал с бронтаянцами в зимних восьмидах Любви и Веры. А сейчас… Может Экклесия и простит тебе святотатство, а я уж – изволь, нет! Я тебя слишком хорошо знаю! Покаялся он! А завтра опять выкинешь что-нибудь, что ужаснет всю Меридею. Нет!
Рагнер тяжело вздохнул.
– Герцог Лиисемский чеканит золотую монету, – сказал он. – Дай мне право печатать хоть медную.
– Нет!
Рагнер раздраженно прорычал сквозь зубы.
– Нет! – повторил король. – Будь ты мне даже сын родной и ангелочек – нет! Никто не должен печатать монету, кроме
– Хоть что-то ты мне можешь дать?
– Могу триумф устроить, чествования и пиршество…
– Спасибо, не надо! Ты уже мне их раз зажал – вот и подавись!
– И ты знаешь почему! И хорошо, что напомнил! Рыцарский! Орден! И собаке на шею повесил! Ты же всех рыцарей Лодэнии позоришь, а не меня! За этот орден умирают! А ты! Убил Валера Стгрогора – и собаке его жизнь скинул!.. Его младший брат, кстати, рыцарем тоже стал… – спокойнее добавил король. – С Зимрондом сдружился. Не удивляйся – ненавидит тебя.
Рагнер пренебрежительно махнул рукой.
– И третье дело, – взял в руки король Ортвин мирный договор Рагнера с королем Орензы. – Здесь перечислены дары, из каких ты, может, и отдал десятину Святой Земле Меридиан, но мне – моей четверти – нет!
– Ты совсем уже! – вскочил на ноги и Рагнер. – Я тебе тунну золота, пятнадцать лет торговли без сборов на Утте и наследника княжества Баро в сыновья, а ты мне: монета – нет, шпоры – нет! Прошу о такой мелочи: скажи паучьей черепахе, что твое дело – сторона, – нет!! Зато: давай ему еще даров, ружья отобрали, Инглином пытали! Я – никто! Печать моя – ничто! Хер лысому свиристелю, а не миры заключать! Я тут кровь свою, значит, лил, а он явится на всё готовое и посвистит себе от души?! Я под своим знаменем, в конце концов, воевал!
– И ружья с пушками тоже сдай!
Рагнер застыл с открытым ртом.
– Я тебя щас убью, – зло сказал он, но король не испугался.
– Страшно как, – проворчал он. – Зимронда в свои короли захотел?
– А пусть! Я вот прямо сейчас к нему в Гирменц поеду – и помирюсь! Начнем с того, что как следует вместе тебя отчихвостим!
Король опять заходил по зале, затем в раздражение стащил через голову мантию и швырнул ее на пол, оставшись в скромных узких штанах и камзоле. Держа в руке корону, он сел на трон, и показал сесть на стул Рагнеру.
– Хорошо, – произнес он. – Напишу старому Хамтвиру, что мое дело сторона. Договаривайся с ним сам, если выйдет. И с матерью моей тоже. Но остальное – нет.
– Нет, не нет, – спокойно заговорил и Рагнер. – Пушки с ружьями – не отдам. Это мои трофеи – я их честно получил.
– Зачем они тебе в Ларгосе? А кораблям короля пушки – нужны. Морские разбойники опять нападали на Сиюарс. Я же не о себе думаю, а о Лодэнии – обо всех нас.
– Ладно, – подумав, сказал Рагнер. – Ружья с фитилем и половина пушек твои. За это я хочу дозволение для себя и своих охранителей: носить ружья и в Брослосе, и вообще везде.
– Твоих головорезов от бандитов не отличишь. Тогда как-нибудь понятно их одень. А пушки тебе зачем?
– Хочу такие же отлить, наши уже, лодэтские. Продам их потом тебе или даже подарю.
– Хорошо, – сдался король. – Но остальное – нет. А ты мне пообещаешь снять с собаки орден, надеть его на себя и гордо носить.
Рагнер, протяжно вздыхая, кивнул.
– И не вздыхай мне! И про четверть даров я не шутил – такие законы. Не я их писал! Может, ты и воевал под своим знаменем, но на моих кораблях. И наследник Баро – сие расчудесно, конечно, вот только мне ныне нужно собрать достойное такого жениха приданое Алайде и не посрамить Лодэнию! Видал ту жемчужину? А ведь еще подарков, негодяи, навезут! Казна и так пуста из-за свадьбы Эккварта. Поэтому не брыкайся больше. Где все эти роскошества?
– Большая часть на ярмарке в Нолндосе. Людям, что всё продадут, я доверяю – они мое войско снабжали.
– Тогда с тебя золото. Лучше приданного нет.
Рагнер снял с груди толстую золотую цепь и отдал ее королю.
– Это цепь из той грамоты. Для Алайды. Для семьи не жалко.
– Ну вот, – повеселел король. – Вставим сюда пару каменьев – и готов подарок принцу Баро. А что с твоими волосами?
– Ох, боюсь, опять орать начнешь. Я тут послушником недавно стал…
________________
В то время как Рагнер рассказывал королю о захвате замка герцога Лиисемского, королева Орзении возлежала в Алой гостиной на лектусе, на дневной кровати, в тиши и уединении. Ее глаза были закрыты, но она не спала – в голове Белой Волчицы шли битвы «Маргрэты из Орзении» против «Маргариты из Орензы». Вернее: королева соображала, как заставить любовницу Рагнера перебраться в женское крыло, а затем и убраться в Орензу, но ничего путного придумать не могла. И «раскусить» Маргариту тоже: то ли та была наивной дурочкой, то ли беспринципной стрекозой-хищницей, то ли даже коварной лазутчицей орензких властителей. Вспоминая вчерашний обед, старуха клацала крепкими зубами – вчера Рагнер усадил ее, «любимую бабушку», на место хозяина дома – во главе стола, а сам занял стул рядом со своей «шлюхой в вопиющем платье». Хильде обедать не спустилась. «Тоже дура: за мужа ничуть не сражается, – всё на мне одной!»
Старуха встала с лектуса, вышла на проходную галерею и посмотрела в парк – там Соолма гуляла с Айадой. Неясная идея стала зарождаться в голове королевы, но появление Линдспа отвлекло ее.
– Ваше Величество, кронпринц Зимронд здесь. И граф Гельдор с ним… Принц нетрезв, как и граф, – добавил Линдсп. – Желают видеть герцога Раннора. Проводить их Большую гостиную?
Идея мгновенно прорисовалась.
– Раз они пришли к герцогу Раннору, то проводи их в его покои, – сказала королева, наблюдая за Айадой, прыгавшей вокруг Соолмы.
– Но… баронесса же там, Ваше Величество… еще вроде бы почивает…
– Проводи их в покои хозяина дома, как и должно, Линдсп, – строго смотрела на молодого мужчину Белая Волчица, и тот не решился более возражать. Он поклонился и вышел.
Вскоре в саду, на розовой дорожке, показались смотритель и два его спутника: белокурый красавец – граф Эгонн Гельдор, младший брат королевы Хлодии, и шумный кронпринц Зимронд, чьи рыжие волосы горели огнем на солнце. Если бы не хохот наследника лодэтского престола, то гости остались бы незамеченными для Соолмы. С досадой королева Маргрэта наблюдала за тем, как Черная Царица подзывает собаку и тоже направляется к дворцу. Старуха ушла в тень галереи и остановилась у мужской Синей гостиной. Внутрь она заходить не стала – лишь приоткрыла дверь и затихла.