Три цветка и две ели. Второй том
Шрифт:
С началом сумерек все они, кроме судьи по злодействам, отправились в Ларгосц. Оттольд с сыном и винокуры ехали по снежному, скрипучему покрову, сидя в санях; Рагнер, Эорик и охранители – верхом на лошадях. Темный, спящий лес молчал – не кричали птицы, не стучали дятлы, но свет от фонарей выявлял на сугробах галочки от птичьих лапок и следы лисиц. Морозец пощипывал щеки, холодил нос, превращая дыхание в густой пар…
У Пустоши Рагнер подозвал к себе друга.
– Как буря? – спросил он. – Не помешала?
– Буря? – удивился Эорик.
– Да… – удивился и Рагнер. – В Ларгосе
– Гладко. Я его сам, веревкой. После – в мешок с камнями и в море.
– Не знаю… но что-то неясное меня тревожит, – скривил лицо Рагнер. – Точно он не всплывет?
В темноте, едва рассеянной мечущимися огнями фонарей, Эорик посмотрел на Рагнера с укором.
– Не обижайся, – вздохнул тот. – А кузнец говорил что-то важное или странное. Ты же орензский учишь, я знаю. Ну так как?
Эорик помотал головой.
– Ну а… Только не охай… Красных глаз, например, ты не видел ни у кого? Или был запах мерзкий? Как на скотобойне в Брослосе, кровь да пот?
– Рыбой из трюма несло… – задумчиво изрек Эорик – Но ей и до, и после несло. Всё провоняло рыбой… – понюхал он свой рукав.
– Где его «в море»?
– Как вышли из пролива.
– Ладно, письмо давай, – вздохнул Рагнер.
Эорик достал сложенную конвертом бумагу из набедренной сумки, а Рагнер затолкал конвертик в свой кошелек. Пару минут они ехали молча.
– А Марлена взяла деньги Огю? – нарушил молчание Рагнер.
– Взяла.
– Значит, дела в миру у Магнуса дрянь… Рернот как? И брат его как?
– Рернота успокоили, брату я сам десять золотых и нож передал.
– А как там дева Енриити? И Марили как? – улыбнулся Рагнер.
Невозмутимый Эорик сразу зачесал свой шрам на переносице.
– У Аргуса у них узнавал – ничего особого, – пробурчал он.
– Слушай, – заговорщически понизил голос Рагнер. – А Лорко там к деве Енриити… чего?
– Ходит, как жених, к часовне, когда Аргус его пускает в Лодольц, но Лорко же ей не чета. У девы Енриити пара знатных ухажеров есть.
– Эх, хорошо! – злорадно улыбнулся Рагнер. – А как ты хотел? – пояснил он. – Лорко мне, конечно, друг и брат, но дева Енриити мне скоро как… дочка будет! Охереть! Эорик! – разволновался Рагнер. – Рыжий, юркий гном точно под юбку моей дочурке еще не пролез?
– Не знааааю! – неожиданно горячо простонал Эорик. – Рагнер, у тебя слишком много дочерей! Два дня слежки за Мираной мне хватило на всю жизнь! Не хочу я больше около твоих дочек крутиться! Не хочу сплетни про них узнавать! И не хочу за ними по дамским лавкам бегать! Еще и дева Енриити – нет, нет и нет! А у меня ведь тоже есть жизнь! Я хочу крутиться у того, у кого хочу, и еще когда хочу!
– Чё? – посмеивался Рагнер. – Не сложилось с Марили?
– А когда?! – прорвало Эорика. – Когда должно было сложиться? Когда я за Мираной подглядывал? Да, наверно, тогда, но Марили за Мираной не следила и за соседним углом не пряталась!
– Ладно, утихни… Наведи порядок в Ларгосе и чеши себе в Брослос. А за Мирану – век тебе буду благодарен! Ну, сам посуди: Мирана бабулю мою бросает, любимой Линдспа оказывается престарелая воспитательница моей
– Раз – нрав у королевы Орзении известен своей неуживчивостью! Два – Линдсп всё равно снимал бы дом, ведь замок ты продал! Три – Пенера Фрабвик вполне еще ничего, хозяйственна и бережлива, четыре – за Линдспё я счастлив, пять – Сиурт ничего не видел и только имеет догадки, шесть – почему Мирана не может жить с братом, а должна прислуживать твоей бабуле?
– Потому что еще есть «семь»! Семь – мне всё это не нравится! За детьми, Эорик, лучше переследить, чем недоследить, тем более, если они девицы… А тебе правда спасибо… Чего хочешь в награду?
– Поездку в Брослос к Возрождению! И надолго!
– Нууу… А ладно, заслужил! За триаду Лентас вряд ли без нас всё успеет развалить, но если мы с тобой Эорик, когда вернемся, найдем вместо Ларгоса благоухающие цветами руины, то знай – это твоя вина!
***
В медиану, за обедом, обитатели замка к новым лицам внимательно присматривались. Местная краса (прачки, кухарки, швеи и уборщицы, – всего двадцать две «невесты») делила женихов, и в дележе не участвовали только Олзе и маленькая Миллё. Симпатичная, яркощекая Кётрана, раздавая свою стряпню, обольстительно подмигивала и Эволу, и Вайлу, но последний смущался и, как вскоре выяснилось, танцевал так, что «поплющил» этой поварихе ноги, а Эвол понравился аж восемнадцати соперницам Кётраны – всем, как назло, юным девицам. Олвика Упхбаметфасса приглядела себе Люти – и у нее соперниц не было. Зато красавец-Эвол не понравился всем охранителям и охотникам, а смешной Олвик – понравился. И абсолютно всем в замке понравилась новая игра: «скажи "Упхбаметфасс"».
Рагнер посчитал нужным еще раз напомнить винокурам о том, что развратничать в его доме нельзя и на соблазненной девице придется жениться. А Маргарите он рассказал, почему Железная Олзе упорно отказывала Оттольду Эккильсгогу и не выходила за корабела замуж: кроме того, что Железная Олзе наверняка страстно любила его, Рагнера, покойная жена Оттольда, Ланне, была ее давней подругой, и Олзе считала, что предаст свою память и их дружбу, если выйдет за благоверного Ланне. Рагнер и сейчас ставил на Олзе тысячу рон, однако Маргарита видела, что верность Оттольда не оставляет равнодушной эту «страшную женщину». Была бы у баронессы Нолаонт тысяча золотых, она бы смело заключила спор с герцогом Раннором – и посрамила бы его мужской ум.
На другой день Рагнер ненадолго отлучался из замка, чтобы показать Эволу и Олвику винокурню. Оттольд тоже не выдержал без дела и успел осмотреть со своим «щетоводом» верфь. Вечером того же дня случился не обед, а веселое пиршество в честь нового военачальника Ларгоса, господина Эорика Ормнога. «Местная краса» даже позабыла о Эволе, ведь теперь «их Эорё» сидел по правую руку герцога, носил серый шаперон на правом плече и даже иногда говорил. Но Эорик, похоже, питал воистину сильные чувства к Марили и остался равнодушным к чарам целой дюжины прелестниц.