Три дня в Сирии

Гавен Михель

— Я скажу тебе текст, — ответила Джин. — Ты его запомнишь до мельчайших деталей, но записывать пока нельзя. Запишешь позже. Сейчас, пока мы ждем госпожу аль-Асад, ты позвонишь Абии и под каким-нибудь предлогом, лучше моего знаешь, попросишь ее вызвать меня к себе. Например, якобы у девочки Абии началось нагноение, и она волнуется. Договоришься с нашей знакомой сирийкой, и она позвонит тебе где-то часа через два, когда госпожа аль-Асад уже придет. Ты скажешь мне о звонке Абии, а я сошлюсь на занятость с Милисой. Мне самой сейчас туда ехать опасно, если только привлекать лишнее внимание. Вместо меня поедешь ты и отвезешь Абии все лекарства, которые я тебе дам. На самом деле ей они не требуются, но это уже

неважно. Там, у Абии, ты напишешь текст, который я тебе сообщу, и попросишь Ахмета отнести записку в тайник. Я объясню, как его найти. На самой границе между Сирией и Израилем надо отодвинуть камень и положить письмо внутрь. Сама не ходи — опасно. Тебя могут поймать сирийские пограничники, и, если они найдут письмо, тогда — все, беда, нам не выкрутиться. Ахмет же местный житель, и сирийское начальство его, конечно, знает. Как сказала Абия, он там часто ходит, собирает шишки, мох, иногда даже змеиные яйца. Короче говоря, если они увидят Ахмета, то и обыскивать не станут. Пусть записку отнесет он. Ты же не задерживайся и особенно тормози. Поезжай назад, но перед этим позвони Светлане и скажи, что когда я перебиралась по тропинке, споткнулась о большой камень. Пусть она передаст это тому мужчине, о котором все время намекает. Они поймут меня. Если все удастся, — заключила молодая женщина, — нам нужно будет еще таким же образом получить ответ с той стороны, через день или два, при благоприятном исходе, Ахмету потребуется проверить тайник, предупреди его, а нам повторить операцию, и ты сможешь съездить к Абии. Потом уже можно собираться домой. Тебе и мне, домой, в Америку, — тепло улыбнулась Джин.

— Домой, в Америку, — обалдело повторила Снежана шепотом, — фантастика какая-то! Я наверное, сплю, стоя. Какой текст? — поинтересовалась она.

— Сейчас скажу. Слушай внимательно и запоминай все слово в слово: «Черный Орел Великому герцогу…»

— Что? Что? — изумилась Снежана.

— Да, именно так и напишешь, — серьезно одернула ее Джин. — Вдруг записку кто-то найдет в тайнике, мало ли? — объяснила она такую странность. — Мы не можем называть настоящих имен. Запомнила? — вновь повторила молодая женщина.

— Запомнила. «Черный Орел Великому герцогу», — старательно произнесла Снежана.

— Дальше. «Интересующий вас объект находится в местечке Зейтум. Объект готовится к эвакуации. Прошу сообщить о сроках планируемых мер».

— Все? — в который раз удивилась Снежана.

— Все, но это очень важно. Слово в слово. Ты поняла меня? — переспросила Джин.

— Поняла. На каком языке писать?

— На каком ты можешь? Арабский знаешь?

— Нет, нет! — Снежана безнадежно махнула рукой.

— Тогда можно по-английски.

— Мама дорогая, ничего! Только по-сербски, еще немного по-русски. Я его в школе учила.

— Хорошо, пиши по-русски, разберутся. Теперь, как найти тайник, — начала объяснять Джин.

— Госпожа, приехала госпожа аль-Асад.

Едва Джин закончила разговор со Снежаной, в аллее появился Милюк. «Очень вовремя мы успели», — подумала Джин.

— Госпожа аль-Асад хочет посмотреть на больную, — сообщил помощник сестры президента и осторожно добавил: — Это возможно?

— Да, конечно, — кивнула Джин. — Капельница сейчас закончится, — она взглянула на часы. — Я думаю, самое время. Пойдемте.

Джин направилась к дому, а Милюк шел впереди. Обернувшись, молодая женщина сделала знак Снежане, разрешающий ей приступать к реализации их плана. Чуть отстав, Снежана достала телефон и набрала номер Абии.

— Я очень рада успешному лечению моего мужа, — произнесла Бушра аль-Асад, входя в палату к Милисе через несколько минут после того, как там появилась Джин. Она как раз снимала Милисе капельницу. — Он уже может сидеть, вызвал из Дамаска помощников и активно принялся за дела. Это та женщина?

Бушра сдернула с вешалки халат и подошла к кровати, набросив его на плечи. Милиса дремала и даже не заметила ее присутствия. Джин осторожно приподняла простынь, показывая Бушре раны женщины. Лицо сестры президента заметно исказилось. Очевидно, жуткая картина потрясла ее.

— Уже немного зажило. Хоть личинки исчезли, а так она вся еще была покрыта червями, — негромко сказала Джин.

Она опустила простынь, заботливо укутав Милису.

— Сейчас она будет спать, — сказала молодая женщина тихо. — Как всегда после капельницы. Не надо ей мешать. Я только сделаю Милисе укол витаминов, — проговорила Джин, взяла приготовленный шприц и ввела инъекцию в бедро. — Кала последит за ней, — бросив использованный шприц в полиэтиленовый пакет, сказала Джин, показав взглядом на сиделку.

— Да, да, я понимаю, конечно, — сдавленно проговорила Бушра, выходя из палаты и направляясь в гостиную.

Она села на бархатный диван, опершись локтем на подушку, и жестом пригласила Джин сесть напротив. Очевидно, Бушра не могла оправиться от полученного несколько минут назад впечатления.

— Зверство, — произнесла она, в волнении растирая пальцами виски, — даже невозможно себе представить. Только зверюги так обращаются с женщинами. Логинов — просто зверь, да простит меня Аллах за такие слова.

Джин молча кивнула, ведь что возразишь?

— Женщина останется здесь, пока не поправится, — решительно продолжала Бушра, — и я сделаю все обещанное по отношению к ней. Кстати, вы что-нибудь узнали о людях, пострадавших во время манифестаций? Асеф у меня интересовался, — сирийка, по обыкновению, внимательно посмотрела на Джин.

— Пока нашлось только пять человек, госпожа. Те, кто известен водителю такси. Они живут в его районе. Остальные запуганы, и найти их непросто, Я считаю, — продолжала она, — если этим пятерым окажут помощь, и никто не покусится на их безопасность, найдутся и остальные. Надо просто начать. Восстановить доверие — довольно сложное и тонкое дело. Оно требует времени, — рассудительно ответила Джин.

— Я знаю, — согласилась Бушра. — Я думаю, что пока реально разместить этих пятерых здесь же, в моей резиденции, — предложила она, — и начать их лечить. Здесь пострадавших никто не тронет. Когда вы уехали, я разговаривала с президентом. Башар очень рад оставшимся в живых, готов предоставить помощь и наказать Махера. Думаю, пока не надо ставить в известность прессу. Излишнее внимание только спугнет. Как вы считаете? — спросила сирийка озабоченно.

— Полагаю, разумное решение, — подтвердила Джин мысли Бушры. — Когда пациентов станет намного больше, пресса в любом случае разузнает. Зато президента Сирии никто не обвинит в заигрывании с Западом. Демонстрируя гуманность, он действует по собственному побуждению, не заботясь о мнении других сторон, а беспокоясь только о своем народе. Подобный поступок кажется мне убедительным, правильным, только добавляющим положительные черты к образу президента.

— Тогда скажите мне, как мы можем забрать этих пятерых? — спросила Бушра. — Надо торопиться, вдруг среди них окажутся тяжелораненые.

— Ой, я прошу прощения, — в гостиную, согласно разработанному плану, заглянула Снежана. — Тут Абия звонит. Зоя, у ее дочки поднялась температура, нога опять болит. Она просит привезти лекарства. У них на местном пункте ничего нет, — изображая наивность, затараторила девушка.

— Болит нога? — спросила Джин. — Речь идет о женщине в приграничном поселке, у которой мы прятали Милису, — объяснила она Бушре. — У нее дочка сильно разрезала ногу. Видимо, началось нагноение. Я не могу поехать, мне надо оставаться с Милисой, — с сожалением отказалась молодая женщина.