Три дня весны
Шрифт:
Через миг они очутились внутри, дверь захлопнулась, и голос проповедника в спортивном костюме затих.
Пашка вздохнул с облегчением, но тут же вновь напрягся.
Она сидела у окна, стройная, изящная, в черной курточке, и даже не смотрела в его сторону, и слава богу, а то бы он вообще умер от смущения… Юля Смирнова из класса «Б» вряд ли даже знала, что у Пашки от одного ее вида пересыхает в горле, и хочется одновременно и смотреть на нее, не отрываясь, и удрать куда-нибудь подальше, чтобы никогда ее не видеть.
Она была такая, такая… какими словами
Но в этот момент рядом находилась бабушка, и это помогло быстро отвлечься… нужно помочь ей сесть, поставить сумку, отдать водителю денег за билеты, и самому расположиться таким образом, чтобы не пересекаться с Юлей взглядом.
Глаза у нее очень светлые, и из-под темной челки смотрят так… Пашка вздрогнул.
Бабушка ахнула, кто-то еще из пассажиров издал изумленное восклицание, водитель закряхтел.
Маршрутка стояла на светофоре перед Комсомольской, и по переходу невозмутимо шагал, переваливаясь с ноги на ногу, толстопузый зеленый дракончик вроде тех, каких рисуют в рекламе. Ноздри его слегка курились, на морде виднелась добродушная ухмылка, а в когтистой лапе он держал букет цветов.
– Ик, – сказал пожилой мужчина, сидевший за спиной у Пашки. – Это вот что?
– Кто бы знал, – мрачно отозвался водитель. – Но у меня смена с утра, и я… Навидался всякого, короче…
Он дал по газам, маршрутка рванула с места, точно ее ужалила в попу гигантская пчела.
Тольятти, обычный вроде бы город, с приходом Весны разительно изменился: торчали всюду огромные цветы, желто-сиреневые, ало-синие, бело-оранжевые, там и сям поднимались деревья, напоминавшие дубы, и на их ветках листья соседствовали с иголками, а шишки терлись боками о плоды вроде апельсинов.
На окраине Центрального парка высилась аккуратная гора будто с фотографии Альп или Гималаев, со снегом на вершине и парой водопадов, но при этом высотой метров в пятьдесят, не больше…
На лицах горожан, отважившихся выбраться на улицу, читалось ошеломление.
– Как же это… что же это… – причитала бабушка, и глаза ее становились все более и более круглыми.
– Ничего, не переживай, видишь как красиво, – пытался успокоить ее Пашка, но сам понимал, что выходит у него не очень удачно, поскольку он тоже не понимал, что произошло, и тоже нервничал.
Оглянувшись в очередной раз, увидел, что Юли на прежнем месте нет, и испытал одновременно и облегчение, ведь не придется теперь так напрягаться, и печаль оттого, что она где-то далеко.
А затем маршрутка выехала к лесу, и Пашка на какое-то время забыл о своих чувствах.
Нет, тут и раньше было хорошо, но банально – елки, сосны, что-то мелкое лиственное. Теперь же лес выглядел торжественно, красиво и мрачно – серые и бурые стволы, водопады зелени, лианы и даже пальмы… легко поверить, что в такой чаще эльфы могут водить компанию с Бабой Ягой и лешими.
У самого въезда в Портпоселок справа от дороги обнаружилось здание, которого ранее тут не было – черные гладкие стены поднимаются на высоту метров десять, никакой крыши, темнеет узкий, точно прорубленный вход.
Пашка смотрел фильм «Бегущий в лабиринте», вот там показывали нечто похожее, только куда больше…
Бабушка к этому моменту устала охать и удивляться, просто утомленно вздыхала.
В самом Портпоселке ничего странного не увидели, ну помимо тех же цветков, мусороядных «бочек» и громадных деревьев. К этому времени солнце поднялось высоко, и разогрело так, что Пашке стало жарко, да и бабушка запыхтела, вытирая со лба пот.
Дом Анны Марковны стоял там же, где и две недели назад, но окружали его густые заросли бамбука – это растение Пашка видел по телевизору и мигом узнал стволы с узлами, длинные узкие листья.
На звонок в дверь она открыла сразу, и заулыбалась, как всегда, во все лицо:
– Лизанька? Это ты? И Пашунчик с тобой! Как замечательно!
Пашка не любил, когда его так называли, и когда обходились с ним точно с малым ребенком, но терпел.
– Здравствуйте, – сказал он мрачно.
– Проходи-проходи, – Анна Марковна захлопотала вокруг, распространяя запах свежей выпечки.
Вся она была пышная, румяная и напоминала сдобный каравай только из печи.
А еще у нее жили два кота, черный и белый, первый звался Пушком, второй непонятно почему Фонариком.
– Нет, мне надо возвращаться, – Пашка замотал головой.
Анна Марковна уперла руки в бока:
– То есть как?
– Ну, за квартирой присмотреть… – объяснил он.
– Павлик, а может, останешься? Как телефоны заработают, соседке позвоним, – вступила бабушка. – Не хочется мне тебя отпускать, там и змей этот зеленый, и прочие… Чудеса.
Последнее слово она произнесла едва не с отвращением, и это Пашку смутило.
Разве можно не любить волшебное, не радоваться тому, что их город стал таким… странным, удивительным, сказочным… бояться всего, что не похоже на привычное, скучное, обыденное?
– Не глупи! – заявила Анна Марковна. – Если что, и заночуете, комната свободна. Диван разложим, всем места хватит…
Да, это было сильное искушение – никуда не идти, остаться в Портпоселке, где и накормят, и вода из крана течет, и свет есть, а значит можно и телек посмотреть, и вообще никто трогать не будет.
Но Пашка знал, что он – единственный мужчина в семье.
– Нет, я поеду, – сказал он упрямо. – Мобила у меня с собой, ну а вечером вернусь. Или за тобой заеду…
Анна Марковна еще что-то говорила, но бабушка знала внука и понимала, что он все решил, и не отступит.
Она лишь обняла его на прощание и велела быть осторожным.
На обратном пути Пашка внимательно смотрел в окно, и его посещали разные интересные мысли.
Да, громадные цветы выросли вроде бы беспорядочно, как обычные сорняки, и даже на дорогах, но ни один всерьез не препятствовал движению. Исполинские деревья появились в таких местах, где ничто не мешало им свободно раскидывать ветви, и даже гора с водопадом украсила не какой-то отдаленный район, а Центральный парк, куда народ и так ходит.