Три дракона Амели
Шрифт:
С Эриком Марсо она познакомилась два месяца назад на концерте Мэтра Гимса и сразу влюбилась в него. Он попросил номер ее телефона, но позвонил только через неделю. Целая неделя томительного ожидания и сомнений! Зато потом они встречались почти каждый день — ходили в кино, гуляли по узким старинным улочкам и катались на теплоходах по Сене. И целовались, целовались, целовались.
Он оканчивал юридический факультет университета и готовился начать работу в компании своего отца. В отличие от нее, он родился в богатой семье. Квартира, занимающая целый этаж в доме на Елисейских
Было волнительно и чуточку тревожно. Будучи современной девушкой, она воспринимала интимные отношения между двумя любящими людьми как нечто само собой разумеющееся. Но внушенные с детства и прочно засевшие в мозгу представления о чувстве долга перед жителями деревни нет-нет да и терзали ее. Ха-ха — думать о чувстве долга в семнадцать лет!
«В семнадцать с половиной!» — мысленно поправила она сама себя.
Быть девственницей в семнадцать с половиной лет — глупо. Над ней даже собаки в Париже смеялись. Но сейчас она была рада, что сумела сохранить невинность — теперь она может подарить ее Эрику.
— Если хочешь, можем остановиться где-нибудь — купить кофе с пирожными, — Эрик повернулся к ней, и она, как обычно, утонула в его глазах.
Нет, она не хотела ни кофе, ни пирожных — она хотела увидеть море.
— Ты не жалеешь, что согласилась поехать? — он спрашивал не о море, а о том, что должно было случиться на шелковых простынях.
Она почувствовала, что краснеет. Она стеснялась своей неопытности.
— Ну, — подбодрил он, — выше нос! Ты, кажется, хотела рассказать мне о своих драконах.
Спустя три недели после знакомства он спросил, где она делала такие классные татуировки на запястьях. Они сидели в баре, пили крепкие коктейли, хорошо развязывающие языки, и разговаривали так откровенно, как еще никогда до этого.
Как раз тогда она и призналась ему, что это вовсе не татуировки, а отличительные знаки, которые у нее с рождения. Знаки, которыми в Эстене отмечаются невесты драконов.
От выпитого ей тогда стало плохо и, проблевавшись в туалете, говорить на серьезные темы уже не хотелось. Да Эрик и не настаивал — он, должно быть, принял это за пьяный бред хлебнувшей лишнего девицы.
Рассказывать о драконах чужим было запрещено — это правило впитывалось жителями Эстена с молоком матерей. Раньше говорили, что каждый, кто нарушал этот запрет, становился немым. Но то, что это не так, Амели поняла еще в семилетием возрасте, когда услышала, как перебравший пива булочник Жак трепался о девушках дракона перед парой туристов из Англии. И ничего — до сих пор говорит так, что трудно слово вклинить.
Да и не могла она не рассказать о главной тайне своей жизни тому, ради которого решила нарушить клятву. В конце концов, он должен знать, что спас ее от дракона. Если бы она не встретила его, то через пять месяцев — в день своего восемнадцатилетия, — она, как и десятки ее предшественниц, отправилась бы в пещеру, из которой никто еще не возвращался.
— Итак, — напомнил он, — раз в пятьдесят лет девушка из вашей деревни отправляется в горы к дракону.
Она кивнула.
— И что, — удивился он, — никто никогда не пытался за ней проследить? Это же не так трудно — можно заранее спрятаться в пещере и посмотреть, что там происходит. Да даже просто видеокамеру установить! Представляешь, сколько бабок можно срубить, если продать такую запись на телевидение? Хотя раньше видеокамер не было.
Он ей не верил. Да она и сама бы не поверила, скажи ей такое кто другой. Верить в это могли только те, кто родился в Эстене.
— Неужели ни одна из девчонок не противилась этому? Так и шли на верную гибель?
Амели задумалась. Историю Эстена и Лангедока она знала отлично — зубрила ее и в школе, и по книжкам, которые ей регулярно подкладывала в портфель мадам Арно — владелица кафе с вкуснейшими круассанами.
— Нет, несколько случаев было. Восемь столетий назад девушка, чтобы не идти в пещеру, бросилась в реку с моста и утонула. В то же лето случилась страшная засуха, уничтожившая поля с пшеницей — тогда во Франции от голода умерли десятки тысяч человек. А соседняя с нашей деревушка сгорела дотла.
— Совпадение? — предположил он.
— Возможно. Но такие совпадения случались не однажды. Последний раз — с тетей моей матери Розамундой. У нее тоже был знак — на правой руке. В шестнадцать лет она победила на конкурсе красоты в Тулузе. Ей предложили кучу рекламных контрактов, она снималась для модных журналов, ездила по всей Франции и в какой-то момент решила, что может вполне обойтись без дракона. Она не вернулась в Эстен к своему восемнадцатилетию. В тот день в горах случился страшный камнепад, заваливший туннель, по которому проходили и железная, и автодорога. Было много погибших — в том числе и среди наших односельчан.
— А Розамунда? — заинтересовался Эрик.
— Она исчезла. Отправилась на какую-то вечеринку в Париже, и с тех пор ее никто не видел. Ой, тормози, тормози!
Дорогу перебегала собака — большая, лохматая, со свернутым калачиком хвостом. Она долго стояла на обочине, пытаясь переждать проезжавшие мимо машины. Не дождалась и рванула наперерез.
Они едва ее не сбили. Если бы Эрик не среагировал так быстро, собака уже лежала бы на асфальте. А так она только сделала испуганный и быстрый прыжок в сторону, оглянулась на автомобиль и затрусила по цветущему лугу.
Амели шмыгнула носом.
— Хорошо, что мы ее заметили! Правда? — она повернулась к Эрику, глаза ее были мокрыми от слез, а голос дрожал.
— Какой же ты еще ребенок! — покровительственно улыбнулся он. Хотя и сам был рад такому исходу дела.
А воздух уже пахнул морем. И Амели дышала и носом, и ртом, и кожей.
И как она могла не приехать сюда раньше? Миллионы людей едут на Лазурный берег со всего мира, а она, француженка, здесь еще не была.
Нет, на море она, конечно, бывала и не раз. Но из Эстена им с подружками удобнее было добираться до Монпелье — там нет такого шика, как в Ницце или в Каннах, но доходы их семей и не позволяли шиковать.