Три фальшивых цветка Нереальности
Шрифт:
Так же как и отдельные комья земли. Пропитавшись подземными отбросами и химикатами, которые сливают фабрики, земля ожила и стала жаждать крови. Ползающие комья, летающие комья, исчезающие комья, комья-оборотни и комья-трансформеры, комья-пиявки и комья-вампиры, быстровысыхающие комья, самовосстанавливающиеся комья и даже комья-не-комья… Но всех их пришлось разочаровать.
Ещё одна не сформировавшаяся до конца земляная голова села мне на руку. Раскрыла пасть, обнажила длинные клыки. Загорелись красные глаза.
— Ай!
В
До конца туннеля я всё-таки добрался. Взглянул на часы, светившиеся в темноте бледно-жёлтым светом. Если они не врали, я бежал не больше шести минут. Я ещё раз убедился, что в тишине, мраке и длинных подземных ходах время растягивается, как эспандер.
Кто-то зашипел, расправил крылья и налетел на меня. Я повернулся, чтобы треснуть его по голове. Но, как оказалось, вырубил его, ещё когда поворачивался: врезал локтём по лбу.
Я вскарабкался по плохонькой, ржавой лестнице. Снизу донеслось разочарованное «Ууу». Ванаминго, плотоядный туман и муравьи-мутанты были недовольны тем, что я сбежал, а наверх им нельзя — законы жанра неумолимы.
Я открыл люк, вылез и вернул люк на место. Часовой наставил на меня ружьё.
— Имя или лазером по почкам, — прогудел он из своего шлема.
— Я Децербер — слышали о таком?
— Децербер? Да, президент Дззинк только что звонил и приказал выпустить вас.
— Ну так не будем ме…
Жуткий шум и дикие вопли прервали меня. Мы с часовым одновременно обернулись, и я увидел то, что меньше всего хотел увидеть. Глаза часового расширились от ужаса — настолько, что вылезли из-под шлема.
Нам навстречу бежал отряд «СА». Они размахивали мощнейшим, разрушительным оружием; в их движениях читалась решимость; как роботы, они механически переставляли ноги, всё наращивая и наращивая темп. Их лица исказили эмоции, которые не описать словами. Была, впрочем, одна эмоция, хорошо мне знакомая, — я часто видел её у других существ, а совсем недавно испытал сам. Впервые.
Ужас.
Вышедший из-под контроля, волной цунами разметавший все заграждения, неостановимый и безграничный ужас. Его родило нечто …
…Я знал, что его родило. И мне совсем не улыбалось с ним встречаться. Сейчас, по крайней мере.
«Сашники» промчались мимо нас, даже не взглянув на меня.
— Быстрее! — кричал их командир. — Я приказываю: быстрее! О, чёрт!..
Отряд из двадцати специально подготовленных, обученных убивать солдат превратился в жалкую группку из восьми-десяти грязных, напуганных сопляков.
Часовой, судя по его лицу, тоже начал кое-что понимать.
— О нет…
— К сожалению, о да. Так что открой ворота и выпусти меня.
Парень стоял как вкопанный.
— Слушай, если ты не выпустишь меня, — я приблизился к нему вплотную, — это никогда не прекратится. Открой во…
— Там!
И он был прав — оно уже появилось.
Часовой показывал пальцем на неспешно идущее в нашу сторону «пятно». Идущее… У этого «пятна» были ноги и тело. Оно не расплывалось, не растекалось по реальности своим мерзким жидким телом.
«Пятно» двигалось намного быстрее, чем его бесформенные собратья. Хиленькие ручки и ножки рассекали воздух, но… это были какие-то неправильные движения. «Пятно» словно наложили на окружающий мир. Взяли древнюю субстанцию, сделали из неё чёрное «создание», а потом приклеили его к реальности. Хотелось немедленно стереть эту грязь, грязный налёт…
— Интересная картинка, не правда ли? — сказал я. А потом крикнул часовому в ухо: — Открывай ворота, пока оно не наслало первую волну страха!
Часовой очухался, но это едва не стоило ему инфаркта. Всё-таки он не отрубился, закивал головой, бросился к кабинке, не с первого раза открыл дверь, вбежал в кабинку и стал возиться с рычагами и кнопками.
Наверное, часовой со страху забыл, как открывать ворота, и нажимал, дёргал, крутил всё, что попадалось под руку.
На железных воротах загорелись лампочки. Две металлические двери напоминали рот огромного, заползшего под землю робота.
Включились прожектора на вышках.
Открылась и закрылась дверь в кабинку часового.
Поднялась дверь располагавшегося неподалёку ангара. Задом выехал бронетранспортёр.
В казарме на втором и четвёртом этажах зажёгся свёт.
Завыла сирена. Сначала у ворот, потом в казарме. Хоть это кстати.
Повернулись установленные на вышках пушки. Туда, сюда, туда… И затарахтели, осыпая землю пулями, разрядами, сгустками.
Приоткрылись ворота.
Из двери ангара выкатился танк, упёрся в бронетранспортёр…
— Ворота! — заорал я, перекрывая вой сирен, стрёкот пулемётов, топот выбегающих из казармы солдат. — На что ты нажал?
Часовой, я так понимаю, задавался тем же вопросом. Выпучив глаза, он искал ответ.
А события наращивали темп, переходя от 140 — к 180. И от 180 — к 220…
«Пятна» высып а ли на площадь, как муравьи из перевёрнутого муравейника. Два чёрных потока, набирая силу, устремились к воротам. Потоки сливались, схлёстывались. Бурю они пока не родили, но всё к тому шло.
Солдаты, дежурившие на вышках, открыли огонь. Лазерные лучи, плазма, электричество, гипно-разряды, концентрированная антиматерия, лава, мортиний, жидкий металл… Чрева пушек извергали на «пятен» всё, что могли. А те переходили-перетекали вперёд, ничего не замечая. Толпа, река… море неестественно худых тел. С ущербными ручками, коротенькими ножками. И глазами-дырами — прорезями в ночной тьме.