Три холма, охраняющие край света
Шрифт:
Он отодвинул Терри и прильнувшую к тому Лидочку, вернулся на террасу.
– Чуня, ко мне! Терри, они его загрызут!
– вопила Лидочка.
– Обосновать, что я есть пацан?
– хладнокровно спросил герцог Блэкбери и шагнул с крыльца.
– Терри, назад! Сумасшедший!
– На Лидочку было не угодить.
Внезапное сияние охватило долговязую фигуру лорда Фицмориса - то Дядька вернулся с лампой «летучая мышь» в одной руке и с ружьём в другой.
– Не стреляй, там Чуня! Там Терри!
– завизжала художница.
– А в кого стрелять-то?
– растерянно сказал Сергей Иванович.
У
– Да ну, волк, - сказал Дядька.
– Чикался бы он с волком…
Сергей Иванович поднял лампу повыше, зато ствол опустил.
Внезапно Терри выпрямился, покачнулся и грохнулся навзничь. Лидочке показалось на мгновение, что лорд был в чёрных зеркальных очках. Чуня перестал кружиться, застыл, прыгнул и пропал из круга света. Слышно было, как он сквозь кусты ломится за дом. Вскрикнуло и зазвенело, рассыпаясь, стекло.
– Они убили Терри! Сволочи!
– закричала Лидочка и бросилась с крыльца. Плиты, покрывавшие двор, были мокрые и шершавые.
– Стой, дура!
– гаркнул Турков и устремился за ней.
Леди уже сидела на плитах, держа на коленях голову кавалера в нелепом рыжем причесоне. Она раскачивалась, как Рахиль, потерявшая детей своих.
– Спокойно, деушка, - сказал Сергей Иванович.
– Может, он ещё живой…
Дядька аккуратно положил ружьё на скамейку, исчез, лязгнули двери гаража, щёлкнула дверца машины, свет галогенных фар пролился на племянницу и лежащего гостя.
Хозяин разбойничьего замка подошёл, присел, прикоснулся длинными умелыми пальцами к шее герцога.
– В обмороке он, - сказал Дядька через некоторое время.
– Нежный парень! Хотя и лихой. Цени. Редко бывает. Ха, в чём у него морда-то? То ли кисель, то ли студень… Воняет…
– Живой?
– повеселела Леди.
– А это… Я знаю! Тогда, в музее… Лапами!
В кустах снова затрещало, и Турков потянулся было к скамейке, но это всего лишь воротился Чуня. Вид у йорка-переростка был виноватый.
– Лиса?
– укоризненно спросил Дядька.
– Упустил, охотничек? Из-за простой лисы… Три взрослых человека… Ах, в какое время мы живём! Я-то боялся, что Синеоков ниндзю выписал! Да таких ниндзей…
– Дядька, он живой, живой!
– плакала Лидочка.
– Живой, конечно, - согласился Турков.
– Между прочим, и никакая твой хайлендер не глиста… Чего, деушка, кочевряжишься? Негра тебе - подавай из джунглей с бамбуковым фаллокриптом?
Леди положила голову обеспамятевшего восемнадцатого герцога Блэкбери на камень, подолом длинной ночной рубахи вытерла лицо сначала ему, а потом себе.
– Дядька, какой ты грубый и ни фига не женственный, - сказала она в своей обычной манере.
ГЛАВА 17
Любой холуй из свиты Никона Павловича Синеокова, выслушав очередной приказ шефа, первым делом думал: «В рот меня побери, зачем я этого придурка слушаюсь?» Но эта здравая мысль тут же терялась в куче других - бежать, отличиться, землю рыть…
Да что холуи - в приёмной перед массивной эбеновой дверью с дешёвыми позолоченными египетскими ручками томились на одном бесконечном диване, покрытом казённой чёрной клеёнкой, и главный милиционер Малютинской области господин Лошкомоев, и заезжая певица Зина Тренд с подтанцовкой, и ветеринар Курейчик, и директор местной «Икеа» херр Сандер-лунд, и владыка Плазмодий, и даже сам городской сумасшедший - инвалид Афгана Валетик, ещё с советских времён считавшийся символом свободы и независимости. Они поглядывали друг на дружку с недоумением, быстро перераставшим во взаимную ненависть. Валетик, впрочем, был углублён в свою неизменную затёртую «Юманите», хотя держал газету вверх ногами. Время от времени Валетик поднимал голову и перемигивался с портретом композитора Кабалевского на стене. Вдоль стены стояло десятка полтора пар разноцветных резиновых сапог.
– Совсем обнаглел, - сказал генерал Лошкомоев, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Третий час…
Секретарша Нина Сергеевна строго зыркнула на дерзкого поверх очков, и тот нишкнул. Ветеринар Курейчик поднялся было с намерением размять ноги, но и он удостоен был свирепого взгляда. Нина Сергеевна многозначительно показала ветеринару вязальную спицу и тем самым посадила на место.
Наконец чёрная дверь распахнулась, и в приёмную вылетел губернатор Малютинской области господин Солдатиков, красный и мокрый, словно из бани - хотя и в костюме. Он встряхнулся, как пёс, обдав ожидающих брызгами пота, наклонился к милицейскому, зашипел и грубо на пальцах показал генералу, что ждёт того в кабинете шефа. Прочие поглядели сочувственно - ну кто такой губернатор по нынешним временам? Великомученик, и всё.
Лошкомоев покорно поднялся, подошёл к Валетику и обнял его, словно прощаясь навеки.
– Бырики, бырики, утопа кулькуля!
– утешил генерала безумец, оторвал от своего рубища лоскуток и вложил в лапищу Лошкомоева - видно, на удачу.
Губернатор оглянулся, запоздало застегнул ширинку, вздохнул и пошёл прочь на неверных ногах.
– Словил, Шепелявый?
– отчётливо раздался чей-то голос - не мужской и не женский, хотя никто рта не раскрывал. Все сделали вид, что реплика исходила от композитора Кабалевского.
Генерал строевым шагом подошёл к двери и решительно пересёк страшный рубеж.
Кабинет Никона Павловича был намного меньше приёмной, даже потолок там был низкий, как в таёжной зимовейке. Сам хозяин сидел на топчане за пустым раскладным столиком на колесиках. Одет был Никон Павлович в полосатую суданскую галябию, а голову его венчал форменный берет новозеландских командос, украшенный перьями райской птицы, - очередная причуда Дианы Потаповны. Взаимных приветствий не последовало.
Мутные глазки дауна внезапно пронзили генерала ледяной молнией. Синеоков тяжко вздохнул, вытащил из-за топчана алюминиевый кейс, грохнул его об столик и жестом предложил Лошкомоеву открыть. Генерал возвёл зрачки к потолку, пошевелил губами, уточняя шифр, потом негнущимся пальцем покрутил замок.