Три холма, охраняющие край света
Шрифт:
Нагой Салах поплёлся за утешением к походному гарему, но и там ничего не добился от своего юного горячего тела. Евнух-телохранитель, делая невинные глазки, предлагал господину различные афродизиаки, чем вводил в пущий гнев.
Наутро Салах покинул кампус, на ходу изымая все отцовские взносы в университетский фонд. Он поклялся страшно отомстить русской колдунье и, по слухам, осаждал праведного аятоллу Ибани мольбами издать соответствующую фетву, чтобы всякому правоверному повадно было бы зарезать на фиг оскорбительницу истинной веры за приличное вознаграждение. По слухам же, аятолла впервые в своей праведной жизни произнёс несколько неподобающих его сану слов, среди которых попадались и русские, оставшиеся в памяти с тех времён, когда будущий духовный вождь ещё шоферил в Коканде. Какая уж тут фетва!
Султанёныш сидел сейчас в своей знойной Бабурин, лелея месть
А вот на лорда Фицмориса коварный массаж действовал слабо и недолго, потому что Лидочка всерьёз на него не сердилась…
Перед тем как подняться в девичью свою светёлку, Леди спросила: - Дядька, а как тут Синеоковы?
ГЛАВА 15
– Это, молодой человек, фигура серьёзная, - говорил Сергей Иваныч, то и дело прикладываясь к «Баллантайну».
– Правильно вы решили не отпускать Лидочку одну. Одному мне не доглядеть… Чуня, ступай на двор! Да не мотай хвостом! Бутылку опрокинешь!
Всем троим не спалось: с одной стороны, дело стариковское, с другой - дело молодое, с третьей - вообще собачье.
Лорд Теренс, уютно расположившийся на старой Чуниной оттоманке, чувствовал себя чеховским персонажем - ночь, усадьба, верный пёс, что ж, камин затоплю, буду пить, шорох листьев и дождя за окном, обильное угощение, безответная любовь, бесконечные разговоры ни о чём, разрешение судеб России и прочего мира…
– Зовут его Никон Павлович Синеоков, а происхождения он самого неизвестного. Интерес нейшее было время - заря перестройки! Такие монстры повылазили! Гоголь был пророком: «Показался какой-то Сысой Пафнутьевич и Макдональд Карлович, о которых и слышно не было никогда…» Особенно насчёт Макдональда угадал. У Синеокова нашего тут ни родни, ни однофамильцев. Поначалу он промышлял извозом на горбатом «Запорожце», снимал комнату в бараке. Бутылки сдавал - чужие. Потом как-то незаметно переехал в квартиру, кстати, помершего профессора-археолога - сомнительная история… Организовал кооператив. А через год под ним все городские бандиты ходили, хоть и ругались. Так что с моим братишкой Антоном не мог он не пересечься. Антон со своим заводом тоже в силу входил в те поры. Ждали войны, но они неожиданно закорешились. Я часто брата спрашивал: ну что между вами общего?.. Никон Павлович производил впечатление полного идиота. По большей части он молчал, иногда совершая совершенно неожиданные и нелепые, на первый взгляд, поступки. Но после этого всё складывалось в его пользу, словно он повелевал случаем. Покупал, продавал, валюта, семечки, титановые лопаты. Ну да вам неинтересно, герцог, вот если бы вы были деловой… Страшненькая была жизнь, вам такого вовек не знать. Смешались в кучу кони, люди, львы, орлы и куропатки… Ах, вы понимаете? Специализировались по этому профилю или от Лидочки?
Лорд Теренс меж тем никаких реплик не подавал, только внимал с открытым ротом: знаменитый русский ночной монолог! Пьяненький Мармеладов! Умненький Карамазов! Четвёртый сон Веры Павловны!
– Словом, братишка мой объясняет свою неожиданную дружбу так: ах, это человек-загадка! Поразительный талант! Чутьё! Самородок! Вот что значит свободный русский человек! Умный был у Лидочки папа, что и говорить, «но чёрт, друзья, был умней его, умней и хитрей его!» Узнали? Хоть это и малоизвестный перевод. Так и живём. Я себе пью потихоньку, хотя какое там потихоньку. Никуда не лезу, и все подробности проходят мимо меня, кроме обрывков. Антон, оказывается, отрядил одного толкового адвоката из ментов узнать о прошлом партнёра. На всякий случай. Адвокат постарался и даже съездил на историческую родину нашего героя, в казахские степи у самой границы с Монголией. Посёлок Коксоугли. Только оказалось, что никакого посёлка с таким названием нет. То есть, сообщили шёпотом, был, но его сожгли в своё время из огнемётов, потому что там случилась чума и никто не уцелел. Если вы, Терри, полагаете, что ваше гуманное правительство поступило бы другим образом, вы сильно ошибаетесь. Другого образа попросту не существует. Но это уже отдельный разговор. Откуда-то нарисовалась и супруга господина Синеокова, тронутая на паблисити. Сама наряжается, как… Во! Даже и сравнить не с кем! И супруга наряжает то в ковбойском стиле, то в кимоно с драконами, то в эфиопскую полосатую хламиду. Сам-то он весь век ходил бы в одном драповом пальто, ему одежда без разницы. И пиар без разницы, и всякие там светские сборища. Ненавижу слово «тусовка»! Кто срок тянул, никогда так не скажет, ибо западло… Притащит она его на какую-нибудь московскую презентацию с олигархами и визажистами, а он молчком простоит в углу. Но чувствовал Антон, что от этого скромника великий вред воспоследует, только не чувствовал, когда. Зато я чувствовал, потому и… Ну, это опять неинтересно, да и знать не надо. Ухожу это я себе в очередной запой с чистой совестью, а выхожу… Признаюсь, никак я не ожидал, что он брата того… Грязная история. Но племянницу я уберёг, и наследство её. Не бесприданница!
– Сергей Иванович, неужели вы могли подумать… - начал Дюк.
– Да я в другом смысле, - вздохнул Дядька.
– Лидке человек нужен. Мужик настоящий, а герцог там, механизатор… Тогда загулял бы я напоследок, попрощался бы… С внучатыми племянниками…
– Совершеннолетними… - в тон продолжил Терри.
– Ожил! Хвалю!
– сказал Сергей Иванович.
– Не спирохета, выходит… Тяжело вам будет, герцог, но, как говорится, ты ходи, ходи, ты свово добивайся! А давайте на брудершафт и будемте на «ты»! Заодно и второй сосуд приговорим… Найт-кэп…
Терри вздохнул, поднялся и подошёл к дивану со стопкой. Чуня, лишённый привычного лежбища, тоже завозился у себя в углу.
– В твои годы знать похмелье вообще не положено, - сказал Дядька.
– Ну, за знакомство!
Выпили за знакомство. Сергей Иванович с неудовольствием потряс бутылку и вздохнул.
– Мужик, говорю, ей нужен! А мужиков во всём мире осталось на сегодняшний день только трое: мы с тобой да ещё один японец. Куды бедной бабе податься? Матриархат наступает на всех фронтах. Возвращение Белой Богини. Сам суди - сколько женщин-президентов развелось? А бизнес-вумены? А первая в мире суданская женщина-палач? Вот то-то! А дальше хуже будет. Или лучше. Кур полон двор, а петух один. От природы не уйдёшь. Так и будем жить: самцы, не приходя в сознание, лежат в стеклянных ящиках, подключённые к аппаратам искусственного доения, поскольку ни на что большее не годятся. Потом запьют, как водится, аппаратчицы, и вообще всё кончится… И тут погас свет…
Десять дней они боролись И барахтались в болоте, Десять дней заря вставала И садилася обратно, Десять дней змея Гургура Всё вилась и вырывалась, Но поддалась Тилипоне На одиннадцатый день!ГЛАВА 16
То есть света и без того было мало - ночничок под плотным абажурчиком да индикаторы-неонки на стенных выключателях. Заткнулся негромкий «нью-эйдж» в динамиках, прекратилось гудение холодильника. Темно и тихо стало, как двести лет назад.
– Опять кто-нибудь из проспихинских въехал на тракторе в будку трансформатора, - решил Дядька.
– Сколько раз говорил Филимонычу - перекрой им дорогу, брёвна положи… Стой, а генератор? Там же у меня автоматика… Дюк подскочил.
– Вон из дома!
– закричал он.
– Лида, беги! Анкл, дог, гоу эвэй!
Анкл удивлённо заругался, а дог среагировал немедленно - он из своего угла перемахнул через оттоманку, распахнул башкой дверь и выскочил во двор.
Люди были не так расторопны - Дядька ничего не понимал, герцог не мог решить, одеваться или не надо, Лидочка чем-то гремела наверху и выкрикивала нечленораздельные, но увесистые слова.
Дюк примерно помнил, где лестница, и довольно неудачно бросился спасать любимую - аж взвыл, споткнувшись о ступеньку. Любимая тоже оступилась с отвычки и состукала попкой с лестницы, опрокинув воздыхателя на столик с неубранной посудой. Столик только крякнул, посуда отозвалась вразнобой, Терри подхватил Лидочку на руки, чтобы поспешно эвакуировать, и оба врезались в Дядьку, неожиданно выказавшего стариковскую бестолковость.
На террасе было посветлее, но Дюк продолжал подталкивать Дядьку к выходу - дверь на крыльцо Чуня, понятно, не закрыл.
– Вы сумасшедшие!
– кричала Леди, не желавшая лезть в ночной рубахе под дождь.
– По думаешь - свет погас! Поставь меня на место, наглец! Прими руки!
– Дорогая, свет ОПЯТЬ погас! СНОВА погас!
– отвечал герцог.
– Чего паникуешь, крэйзи?
– рявкнул Сергей Иванович.
– Спокойно! Не война! Пить не умеете!
На дворе было не только сыро-темно, но и прохладно, поскольку во тьме цвела невидимая черёмуха. Где-то рычал и взлаивал столь же невидимый Чуня.
– Господи, кого он там гоняет?
– сказал Дядька.
– Уж не волка ли? Ну-ка…