Три холма, охраняющие край света
Шрифт:
– Словоблудие, произвол покрывающее!
– - воскликнул Плазмодий, и лик его даже слегка озарился в полумраке пещеры аввакумовской страстью, но никто этого не заметил.
– Эк тебя на совесть-то пробило, эпидиаскоп хренов, - сказал генерал.
– Не поздно ли?
– Благоразумный разбойник на кресте раскаялся, - как-то неуверенно возразил епископ.
– И что, под амнистию попал? Или статейку ему поменяли?
– А, - махнул рукой владыка.
– Не буду к вашим заблудшим душам обращаться и бисер метать, воззову к мерзкой плоти: жить охота? Вопрос был чисто формальный.
Все, собравшиеся в штабной
– А вот Никону неохота, чтобы мы жили, - продолжал иерарх.
– И коли уберёг нас сегодня господь от лютыя смерти, то даёт он нам знамение…
– Ну а что мы можем?
– с отчаянием спросил губернатор. У него не только костюм, у него и нос был в глине.
– Мы ведь жили без Никона?
– задал владыка ещё один излишний вопрос.
– Жили. Другое дело - как? Ты, Аврелий Егорыч, нормальный был мент, даже героический, маньяка Девочкина повязал…
– Ага, а наградили Толстоёмова!
– огрызнулся Лошкомоев и невольно прикрыл глаза, вспоминая свой звёздный час.
Этого Девочкина журналисты прозвали маньяком-джентльменом, потому что он, потроша очередную бизнес-вуменшу, приговаривал: «Ничего личного, чистая физиология».
– И ты, Олег Максимович, - воззвал поп к губернатору, - хоть и не геройствовал, но дело знал, китайцев из леса выгнал…
– А на лес всё тот же Никон сел, - буркнул Солдатиков.
– Отечественный производитель…
– И ты, Саввушка-референт, надежды подавал, за бугор не уехал, только гранта тебе не хватало… Ну, дал тебе Никон грант. Куда ты его дел? То-то. И так во всём. Говорил же апостол иудейской вашей братии: «И не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте»! Не к душам опять же взывал, а к мошне - дела тьмы, дескать, бесплодны, отката не ждите… И я, многогрешный… А! У меня свой судья, и страшусь я его много больше, чем Никона…
Потом в пещере, которая стала удивительно тесной, забушевала такая достоевщина, какую и представить себе не смог бы герцог Блэкбери.
– …и ведь прекрасно я знаю, что никогда не начинал проповедь словами «В раю зае..сь», что никакого ротвейлера не отпевал, никакую резиновую бабу не крестил, никаких греко-римских борцов не венчал, - с рыданием толковал иерарх.
– А как увижу никоновскую образину, тотчас чудится - и начинал, и отпевал, и крестил, и венчал! Он ведь документами грозится, видеосъёмками! И не превозмочь мне морок!
– А молебен во здравие Ходорковского? Было ведь по факту такое мероприятие?
– напомнил Аврелий Егорович.
– Никон тебя отмазал…
– В конечном счёте - верный оказался экшен, - сказал референт.
– Это всё потому, что религиозную пропаганду разрешили и научный атеизм разогнали, - мрачно сказал губернатор.
– Вот и полезли в нагрузку всякие чудотворцы и ясновидцы, колдуны России…
– Одного без другого не бывает, - снова подал голос референт Ценципер.
– У меня же в его присутствии одна только мысль: Россию продал, Россию продал… Христа опять же распял… Младенцев избил…
– Вот так помалу Никон и претворил мелкие страстишки и предрассудки в грехи лютые, смертные, - подытожил внезапные исповеди владыка.
– А знаете, что самое страшное?
– Ну?
– ахнули все, хотя страшнее было бы вроде и некуда.
– А то, что вот выползем мы из укрывища на белый свет, залезем в его машину, и снова поверим в тяжкие свои прегрешения и во власти сатанинской окажемся! Вот что непереносимо!
– Мудак он, а не сатана, - проворчал генерал.
– Много чести…
– А сатана-то кто, по-твоему?
– вскричал владыка.
– Это потом люди придумали - Люцифер, Денница, Падший ангел… Чтобы не так обидно было, что обычный…
– Ну, пока что мы в своём уме, - сказал референт Ценципер.
– Ваше преосвященство… или как у вас положено?
– А, зови меня просто: ребе Плазмодий, - сказал владыка.
– Вот вы уже шутите, - сказал референт.
– Это хорошо. Так вот, господа, пока мы из этого ума не вылезли, давайте здраво размыслим и решим, что будем делать… Век нам в этой пещере не просидеть, у меня, например, клаустрофобия…
– Ты и маленький ссыкун был, - заметил губернатор.
– Спасибо, патрон, - сказал Ценципер.
– Можно, конечно, симулировать собственную гибель: пещеру завалить, подбросить что-нибудь из личных вещей; давай, давай, главмент, соображай, это по твоей части. А сами разбежимся по дальше. Деньги на первое время есть…
– Всё бы ты деньгами мерил, Саввушка, - горько сказал губернатор, словно сам прожил век бессребреником.
Но разжал наконец кулак, положил кейс на колени и раскрыл. Вместо положенных денег…
– Опять гербарий… - растерянно сказал Лошкомоев.
– Севка, а ты как-нибудь заклясть бабло можешь? Ну, освятить?
Владыка, мирское имя которого воистину было Всеволод, руками развёл:
– Я же поп, а не колдун… Давайте отмотаем назад и разберём всё по порядку. Что мы знаем про Филимоныча? И чем это может нам помочь?
– Пацаны, я знаю!
– раздался незнакомый голос.
Хотя голос-то был как раз знакомый. Просто очень давно уже не слыхали беглецы-заговорщики человеческих слов от дурачка Валетика.
– Валька! И ты в ум вернулся!
– радостно вскричал Плазмодий.
– Вот что значит - весна кончилась!
И, как много лет назад, снова зазвучали в разбойничьей пещере детства страшные сказки про деревню Шалаболиху…
И с тех пор никто на свете От равнины Гулу-Гула До долины Иллигару, От вершины Фоэлору И до озера Гувира Не укажет, не подскажет, Где могила Тилипоны - Одинокого героя, Простодырого Дардура.ГЛАВА 28
…Падение всегда предшествует возвышению - потусторонняя жизнь давно меня в этом убедила.
Моя новая тюрьма не походила на замок из багрового гранита. Здесь были теснота, полумрак, тошнотворно пахло людской жизнью и плодами её бессмысленной деятельности.
Анабот и Сефон предали меня в руки обычных полицейских. Ну, не совсем обычных, поскольку один из них владел Жезлом На-Хага, который и обрушил на мою голову. Никакое другое оружие в мире не могло бы повергнуть меня в беспамятство, да такое глубокое, что эти невежды посчитали меня мёртвым и кинули в склеп к остальным покойникам. Я понял это впоследствии.