Три кольца
Шрифт:
Услышав последнюю фразу, я поперхнулся морсом. Я-то подобные определения из лекции Ветлугина, нашего «профессора» помню. Но Геннадий Алексеевич преподаватель, как говорится, от бога, к тому же психолог по профессии, а вот откуда подобные конструкции в голове и на языке у простого военного? Очевидно. Моё удивление всё-таки было слишком заметно, поскольку полковник, хмыкнув, пояснил:
— Что, Василич, не ожидал от «сапога» таких словей? А у меня, между прочим, два высших, и второе из них — педагогика. Пединститут ЮФУ [130] с отличием. И философию нам преподавали. А вот откуду ты, бродяга тверских лесов, такие слова знаешь?
130
Южный
— Хорошее домашнее образование, — отрезал я.
— Об этом мы и позже сможем поговорить, дорога нам длинная предстоит. Верно? Давай снова о Пионерах.
— А что именно знать хотите, Сергей Сергеевич?
— Как там у них положение в целом?
— Голодно, впрочем как и везде севернее Воронежа.
— У вас, вроде, нормально… — интонация при этом у полковника была странная — не поймёшь, то ли вопрос задал, то ли наоборот — стопроцентно уверен, что у нас всё хорошо.
— Смотря с чем сравнивать. Если с пермскими — то мы в шоколаде, — употребил я древний оборот, который в современных условиях и в правду значил запредельное богатство, — а если с вами или тамбовскими, то не очень.
Удовиченко кивал моим словам, словно они в точности совпадали с его собственными мыслями, потом хлопнул себя ладонью по колену:
— Пойдём, ещё погреемся, там и расскажешь поподробнее!
От приятного времяпрепровождения я отказываться не стал. Войдя, Сергей Сергеевич «подкинул» пару ковшиков на каменку, и мы забрались на полку.
— С продовольствием у нас, тащ полковник, всё очень своеобразно, — начал я. — С мясом, рыбой и молочными продуктами всё в порядке, а вот с тем, что на земле растёт — гораздо хуже. Пшеницы нет практически совсем, рожь да ячмень. Ну и картошка, куда же без неё? Витамины в основном из лесной добычи получаем, поскольку даже груши со сливами у нас за деликатес идут.
— Это что же, садов у вас тут не осталось? — удивился полковник.
— Сады есть, да сразу после Войны помёрзло почти всё — ухаживать-то некому было… — я замолчал, вспомнив, рассказы отца, как они в тринадцатом году носились по окрестностям, пытаясь спасти остатки итак не шибко богатого сельского хозяйства средней полосы. Просили, умоляли, приказывали. Многие из деревенских тогда решили скот забить, чтобы не возиться. И приходилось обещать, что корма к зиме будут, помогать утеплять коровники и свинарники и охранять их потом от хищников. И лесных и двуногих. «Свинью или корову забить и свежатинкой полакомиться — дело не хитрое, — пояснял батя. — А где ты через год другую возьмёшь? А через десять лет — когда консервы кончатся?»
— Прям таки и всё?
— Многое, «всё» я для красного словца сказал. Но с фруктами и ягодами у нас на самом деле не очень.
— Проблема решаемая, уж чего-чего, а этого добра у нас навалом — радостно, как показалось мне, пробормотал Удовиченко. — Чем на самогонку добро переводить лучше вам помочь.
— А возить как?
— За тем к вам и едем. Есть у нас Василич, определённые круги, — полковник сделал жест, показывая, в каких высоких сферах, вращаются эти самые «круги», — в которых родился один интересный проект.
— И какой же?
— Восстановить железную дорогу между Севером и Югом!
«А что, вполне себе — по Волге баржи гонять накладно, причем не столько по экономическим, сколько по политическим причинам. Там, считай, каждую сотню километров своя группировка контролирует. По земле — вообще не вариант. Пока доедешь — яблоки в золотые, а то и в платиновые превратятся».
— Идея хорошая, — но есть ли экономическая целесообразность? Что мы вам предложить можем?
— Вот для того мне с вашим Экономсоветом пообщаться и надо. Хотя, если честно, вы на одних ТНП [131]
131
Товары народного потребления.
Я искренне удивился, ведь одноразовый бритвенный станок, который я одолжил Малченко, от силы пару макаровских патронов стоит, а за ведро груш пять рублей серебром можно легко выручить, и это — если не торговаться. Но быстро понял, что это та самая разница в условиях существования и региональные отличия. Население нашего региона (куда можно включить и Столицу, и Питер) за время войны и последующие годы уменьшилось раз в десять-пятнадцать. А склады со всяким барахлом остались. Да что склады — в каждой второй квартире в ванной комнате можно эти бритвы найти. До сих пор с ними ничего не случилось, лезвия-то из нержавейки, да и в пластиковые блистеры они упакованы. Так что их и брали в качестве добычи только потому, что под руку попадались. А на Юге наоборот — население, несмотря на войну, растёт, как растут и вышеупомянутые фрукты, а вот производством подобной мелочёвки вряд ли кто заморачивался — дела поважнее у них были. Максимум — открыли производство старых «безопасных» лезвий. Но и тут у нас есть, чем ответить, завод, где делали лучшие с ещё советских времён лезвия «Восход», располагавшийся на западе Столицы уцелел. Многое, конечно, пострадало, но при должной мотивации восстановить его не проблема.
— Так что есть чем нам меняться, — продолжал, меж тем, полковник. — Можно вдобавок вот таких дикарей, — судя по жестикуляции он имел ввиду местных жителей-бредунов, — к делу пристроить, так вообще не жизнь, а сказка получится!
Спустя четверть часа мы присоединились к остальным, расслаблявшимся в «гостиной», если так можно назвать стояние с автоматом у окна. Как объяснил капитан Верстаков, буквально пару минут назад на связь вышли дежурные, оставленные с машинами, и сообщили, что вокруг началось какое-то непонятное шевеление:
— Гвоздь засёк пару наблюдателей — одного в кустах и одного на крыше «Хризантемы», — спокойно доложил он. — Только у него ПНВ, а они глазками смотрят, так что через сетку хрен чего разглядят.
— Что делать будем? — поскольку я отвечал за встречу и «проводку» нашего каравана, то и моё слово в этом вопросе было последним и решающим, и полковник, несмотря на превосходство в звании, опыте и возрасте, нарушать субординацию не собирался.
— Вариантов несколько — они просто наблюдают, а проблемы у нас начнутся потом, в дороге. Вариант два — местные просто взяли на контроль беспокойных гостей. И вариант три — нас попробуют обидеть прямо здесь. Капитан, дай-ка рацию…
Получив требуемое, я вышел в эфир.
— Здесь Заноза. Гвоздю и Доке — доложить обстановку, — рации у наших гостей, в отличие от наших «уоки-токи» [132] , были с шифрованием сигнала, именно поэтому я не стал вызывать кого-то из моих. Если нас серьёзно пасут, то могли и эфир контролировать.
— Здесь Гвоздь. Два наблюдателя — один в кустах, дистанция — «пять-ноль», в кустах за забором. Серьёзного оружия не вижу, есть бинокль. Второй на крыше противоположного корпуса, дистанция, — на секунду незнакомый мне Гвоздь прервался, очевидно смотрел в дальномер, — тоже «пять-ноль». Есть ли ствол не вижу… В кабаке ещё гуляют — слышу музыку и смех.
132
Первой переносной рацией, прозванной «Walkie-Talkie»(«ходилка-говорилка»), стал армейский приемопередатчик Motorola SCR-300, носимый в рюкзаке. Эта модель была создана командой инженеров из Galvin Manufacturing Company (предшественник компании Motorola) в 1940 году. С тех пор этот термин часто (и ошибочно) применяют по отношению к портативным, «карманным» радиостанциям.