Три коротких слова

Родс-Кортер Эшли

Напоследок мисс Гиверс заглянула в записку, которую передала Гэй.

– Вы виделись или говорили по телефону с Дарлой в последнее время?

– Нет, – ответила миссис Шпиц, – я ни разу не видела ее за эти два года.

С тяжелым чувством, будто на меня надвигаются стены, я вместе со всеми вышла из офиса.

– Врет и не краснеет! – вскричала я, хлопнув дверью автомобиля.

– Ее припрут к стенке, когда сличат сегодняшние показания с данными отчетов из ее досье, – успокаивала меня Гэй.

Я ощутила на губах соленый привкус и попросила у Гэй салфетку.

Она

обернулась.

– Да у тебя кровь идет! – ахнула она.

– Щеку прикусила.

Фил неотрывно смотрел на дорогу, сокрушенно качая головой.

– Говорил я тебе, не надо везти сюда девочку, – проворчал он, обращаясь к Гэй. – Извини, Эшли.

Посмотрев на красные пятна, расплывшиеся на белом бумажном платке, я внезапно расхохоталась.

– Зато я никогда не забуду, как у старого Шпица челюсть выпала!

Дотошность, с которой мисс Гиверс брала у Шпицев показания, произвела на меня впечатление. Я опасалась, что их адвокат постарается запутать меня, чтобы обвинить во лжи, и силилась припомнить мельчайшие подробности моего пребывания у Шпицев.

– Не бойся, – наставляла меня мисс Гиверс. Ее раскатистый голос звучал почти по-матерински, если она была на твоей стороне. – Не спеши отвечать на вопросы мисс Берковиц, вдруг я захочу выразить протест. Если я промолчу, то говори правду. Если не помнишь, скажи прямо.

Мы вошли в просторный конференц-зал с видом на залив Тампа – не чета той затертой каморке, где давали показания Шпицы. Мисс Гиверс достала свои бумаги и поставила на краешек стола бутылку с жгучим соусом «Табаско» – как напоминание о том, зачем мы здесь собрались. В сопровождении мисс Берковиц вошли Шпицы и расположились напротив нас. Не зная, куда деть глаза, я, наконец, уставилась поверх головы мисс Берковиц. Потом, собравшись с духом, метнула взгляд на чету Шпицев: их лица показались мне безжизненными, словно гипсовые слепки.

Первые вопросы были довольно бесхитростными, но и на более каверзные я отвечала без боязни – настолько ярко вставали у меня перед глазами те события, которые меня просили вспомнить. После перерыва мисс Берковиц принялась расспрашивать о моих отношениях с мамой, о том, как застрелили деда, и о моих скитаниях из одной приемной семьи в другую. Наконец мы добрались до того дня, когда я вновь оказалась у Шпицев – на сей раз в качестве гостьи.

– Скажи, в тот момент ты подумала, что миссис Шпиц пытается запугать тебя? – спросила мисс Берковиц.

– Именно так, – ответила я.

После этого меня отпустили. На очереди были Гэй и Фил.

– Как настроение? – спросил меня Фил за обедом.

– Никак, – пожала плечами я, не в силах описать охватившее меня чувство. Я отпила глоток газировки. То, что мне не удавалось уловить и выразить словами, было очень похоже на свободу.

* * *

Перед тем, как назначить дату судебного разбирательства, судья обратился к обеим сторонам с предложением урегулировать спор путем медиации. Это означает, пояснила Карен Гиверс, что стороны попытаются прийти к соглашению в атмосфере конфиденциальности.

Переговоры будут иметь доверительный характер, поскольку полученные сведения не разглашаются в суде и не затрагивают других аспектов иска. По большому счету, мне требовалось официальное подтверждение того, что я была права, а Шпицы – нет, что они лгали, а я говорила правду. Никакие деньги не смогли бы перекрыть пережитых мною унижений.

Один из моих консультантов, Нил Спектор, выяснил, что у Шпицев мало что осталось. По законам штата Флорида, кредитор не вправе отобрать у должника дом, и Шпицы заложили почти всю свою собственность, вероятно, чтобы покрыть судебные издержки и внести залог. Когда штат Флорида согласился удовлетворить нашу претензию и выплатить компенсацию, Карен Гиверс посоветовала Кортерам добиваться досудебного урегулирования двух других исков. Они так и сделали. Мы сообща решили, что мне не стоит пропускать школу из-за этих слушаний, раз за разом созываемых по иску о небрежности, возбужденному против штата, и по иску о нарушении моих гражданских прав работниками органов опеки, поданному в федеральный суд.

Фил и Гэй держали меня в курсе переговоров. Они, как и я, сочли предложения другой стороны оскорбительными.

– Надеюсь, дело все-таки дойдет до суда, – заявила я, – пусть меня услышат, даже если мы проиграем.

Карен Гиверс намеревалась взять показания у Дарлы, Тоби и других детей, которых усыновили Шпицы. Судья, хоть и далеко не сразу, дал мисс Гиверс разрешение отправить каждому из них письмо, обязав управление по делам семьи и детей доставить письма к определенному сроку. Неожиданно адвокат, представлявший управление, предложил нам еще раз встретиться при участии медиатора.

– На этот раз они заинтересованы по-настоящему, – сказала мисс Гиверс, – поскольку, если мы придем к соглашению, им не понадобится отправлять эти письма.

– Ты не будешь возражать, если мы примем отступные? – спросил Фил.

– Но это означает предать Дарлу! Она была мне как сестра, хоть и недолго…

– Прежде всего мы обязаны думать о тебе, – возразил Фил.

– Деньги для меня не главное!

– Мы даже не смогли найти Дарлу и остальных, а если нам это и удастся, нельзя с уверенностью сказать, что они захотят поддержать твой иск, – со вздохом сказала Гэй. – Никаких гарантий, что мы выиграем, нет. А если и так, другая сторона может подать апелляцию, и тогда мы застрянем надолго: апелляционный суд в силах изменить первоначальное решение либо вообще назначить новое разбирательство.

– А так мы бы могли отложить денег на университет, – добавил Фил.

– Некоторые из детей, которых представляла Карен Гиверс, отсудили значительные суммы, но, несмотря на это, им фактически негде жить – они попросту не смогли получить эти деньги, – продолжала Гэй.

– И Дарле будет негде жить!

– Мы разыщем ее и поможем составить исковое заявление, если она того захочет, – упорствовал Фил.

– Делайте что хотите! – фыркнула я, поджав губы.

По возвращении с переговоров Фил и Гэй сообщили мне, что дело закрыто.