Три коротких слова
Шрифт:
Но мне этого было мало.
– А у Дарлы и других ребят никого нет!
По моей просьбе Гэй связалась с юристом Карен Гиверс, которая когда-то подавала в суд групповой иск, в том числе от имени одного из бывших подопечных Гэй.
– Сейчас готовится групповой иск к штату Флорида от лица всех детей, лишенных родительского попечения. Цель иска – изменить методы, принятые в отделе опеки и попечительства, о финансовой компенсации речь не идет, – объяснила Гэй. – Мисс Гиверс интересуется, не хочешь ли ты стать одним из истцов.
– Еще бы! – Я не могла поверить, что это наконец случилось. –
– Их еще предстоит разыскать, и кому-то придется действовать от их имени, поскольку у них нет родителей.
– Но мы же знаем, где Люк.
– Я созвонилась с Мэри Миллер, и она дала согласие представлять его интересы. Я также сообщила о готовящемся иске родителям Хизер и Гордона.
– Ну, хорошо, а можно возбудить против Шпицев отдельное дело?
– Мы с Филом считаем, что не стоит ворошить прошлое, да еще и терпеть обвинения во лжи, – фыркнула Гэй, – но знаешь, что на это ответила мисс Гиверс?
– Что вы зря не поверили мне с самого начала!
– Мы тебе верили, просто у нас не было доказательств. Впрочем, по словам мисс Гиверс, юрист из меня никудышный. Она заверила, что пересмотрит все документы и сообщит, есть ли основания возбуждать дело против Шпицев.
В групповом иске от имени тридцати с лишним детей, который юристы подали в окружной суд, указывались только инициалы истцов, однако мою фамилию и имя написали полностью. Спустя несколько недель было принято решение: дети, которых усыновили либо вернули родителям, не могут выступать истцами в этом деле. Я расстроилась, зато Люк оставался среди истцов. Мисс Гиверс посоветовала нам не затягивая подавать на Шпицев в суд от моего имени, иначе дело могли отклонить за сроком давности.
– Это совсем не то, чего я хотела. Ведь индивидуальный иск не имеет никакого отношения к Дарле и остальным.
– Нет, – ответила Гэй, – но, узнав о твоем иске, они и сами смогут подать на Шпицев в суд.
Тогда же – спустя почти шесть недель после ареста Берта и Агаты Шпицев – в газете вышла обширная статья Уэйна Вашингтона. «С той поры прошло полжизни, но когда тебе всего четырнадцать, это не так уж и много. Эшли Родс-Кортер не в силах забыть, как ей жилось в доме Берта и Агаты Шпиц. День, когда она поняла, что ждет ее в этих стенах, девочка запомнила навсегда. Эшли почувствовала тошноту, но не успела добежать до ванной – ее вырвало на пол. Агата Шпиц не стала убирать за ней. Она ткнула Эшли лицом прямо в вонючую кашицу. «Как собаку», – вспоминает девочка».
Опубликовали мою фотографию и фотографию замечтавшейся о чем-то Хизер, снимки Шпицев анфас и в профиль, а также снимок их жалкого дома, окруженного чахлым садом. Отделу опеки и попечительства было известно о применении острого соуса и других неадекватных «воспитательных методов», утверждалось в статье, однако Шпицам только «напоминали о запрете телесных наказаний и рекомендовали консультацию психолога». В довершение всего в отделе опеки допустили, чтобы Шпицы усыновили восьмерых детей.
– Как бы нам заполучить их досье, если его, конечно, уже не припрятали?
Одна из моих учительниц отозвалась обо мне как об «упорной, внимательной девочке», «ученице, каких мало».
Фил читал дальше, и с его лица не сходила улыбка: «Теперь упорство этой девочки обращено против Шпицев и против системы, допускающей унижения детей. Эшли
Статья заканчивалась цитатой из моего интервью: «Шпицы зарабатывали на нас деньги. Они использовали нас, чтобы повысить свой престиж в обществе. Я хочу, чтобы ни один ребенок больше никогда не попал к ним в руки».
– А про групповой иск есть что-нибудь? – спросила я.
– Да, Эрин Брокович, есть, – усмехнулся Фил и показал мне комментарии Карен Гиверс.
– Дарлу уже нашли? – спросила я.
Гэй отрицательно покачала головой.
– Мы пытались. Дети, которых усыновили Шпицы, теперь в ведении одного опекуна.
– Значит, надо спросить у него.
– Ты же знаешь, он ничего не скажет – конфиденциальная информация.
– Достали со своей конфиденциальностью! – рявкнула я. – Она на руку только соцработникам, а не детям.
После инцидента с таблетками я словно пробилась сквозь стену, которую возводила вокруг себя год за годом, но мне приходилось осторожно обходить разлетевшиеся вокруг камни, чтобы не споткнуться и снова не наломать дров. Хотя Кортеры никак меня не наказали, они еще долго – дольше, чем дали мне понять, – относились ко мне с подозрением. Тогда-то я впервые оценила, как великодушна Гэй. Она старалась – порой даже слишком – во всем угодить мне, от души желая мне добра. Только такой любящий человек, как она, смог бы терпеть мои пакости – мелкие и не очень. Когда Фил перекипел – а это случилось не так быстро, как я ожидала, – он вновь стал добрым и отзывчивым и, как прежде, предлагал помочь с уроками или подвезти куда-нибудь, приготовить бутерброд или поиграть в баскетбол. Наконец я поняла, что они действительно рядом: будят меня поутру, целуют на ночь, всегда готовы выслушать и предложить помощь.
Меня замучила совесть, и я твердо решила оправдать доверие Кортеров. Если прежде я не пускала их в свою душу, чтобы не убиваться, когда меня выставят вон, то теперь защитный кокон лопнул, и в мою жизнь ворвался солнечный свет. Меня закружило в водовороте удивительных событий, и я поверила, что мне, наконец, выпала удача.
Все началось с того, что меня пригласили выступить на открытии съезда Национальной ассоциации государственных адвокатов-представителей. С директором ассоциации я познакомилась во время экскурсии в Белый дом. Гэй помогла мне составить речь, в которой подчеркивалась роль Мэри Миллер, опекуна-представителя, в моей судьбе, а Фил смонтировал видеоклип из моих старых фотографий.
В школе я обожала произносить речи со сцены и нагнетать страсти, но выступление перед огромной толпой – совсем другой уровень. Один из знакомых Гэй, Лу Хеклер, профессионально владел ораторским искусством и согласился со мной поработать. Когда настал решающий день, я вышла на сцену: свыше тысячи пар глаз обратились ко мне, однако я уверенно начала свою речь, поскольку вызубрила ее от начала и до конца, со всеми паузами и фразовыми ударениями, подсказанными мистером Хеклером.
«Моя жизнь разделена на три главы, – начала я. – Первая – когда я почувствовала, что затерялась в бездушной системе опеки. Вторая – когда в моей жизни появилась Мэри Миллер, мой опекун-представитель. И третья – когда стараниями Мэри Миллер у меня появилась семья».