Шрифт:
За какие-то два часа всё было кончено. А ещё утром ничто не предвещало случившегося сентябрьским днём 1941 года фактического уничтожения N-ского стрелкового полка немцами на дальних подступах к Ленинграду В соответствии с приказом вышестоящего командования часть выдвигалась на передовую под Красногвардейском, когда где-то высоко в небе и чуть в стороне обозначилась «рама» – нацистский двухбалочный самолёт для воздушной разведки и корректировки артиллерийского огня. А в десять часов началось – прямо в походных порядках полка без какого-либо предупреждения стали рваться вражеские снаряды. За громовыми раскатами разрывов, бешеным ржанием покалеченных и умирающих лошадей, криками и стонами раненых скрылась приглушённая лесом канонада. Фашист своё дело знал: выдвинул батарею близко к линии фронта и открыл огонь так, чтобы снаряд оставался неслышимым для советских солдат и опередил звуковую волну от выстрела, отправившего его в полёт. Но внезапный артиллерийский обстрел стал только прелюдией катастрофы местного масштаба. Вслед за ним с воздуха навалились пикировщики, точно укладывая свои бомбы в цель и с низкой высоты поливая из пулемётов разбегающихся людей и отдельные уцелевшие гужевые повозки и автомашины. Довершил
Посреди этого побоища стоял одинокий заплаканный красноармеец. Это только в пропагандистских книгах и фильмах все бойцы мужественно переносят все выпавшие на их долю испытания, стиснув зубы и сражаясь, несмотря ни на что. Без сомнения, такие герои существуют, и их число не так уж и мало – в лихое время жизнь слабого духом не стоит даже осколка от разорвавшегося снаряда. Но чтобы так себя вёл призванный два месяца назад девятнадцатилетний парень – это уже что-то из разряда совсем невероятного. Поэтому не было ничего удивительного, что он чуть ли не ревел в полный голос: именно таким образом и состоялось его крещение огнём. После получения повестки студент ленинградского Военмеха Саша Полухин был направлен в учебку, а спустя день после присяги – прямо в маршевый батальон для пополнения изрядно поредевшего в боях N-ckого стрелкового полка. Зачем чему-то учить выпускника с отличием артиллерийской школы – именно так решил командир учебной части на пару с представителем полка. В последнем как раз был некомплект личного состава в батарее полковушек, знающий хотя бы основы артиллерийского дела человек был нужен прямо сейчас. Командир батареи временно определил бывшего студента на должность писаря и рассчитывал использовать его как помощника при подготовке огневых данных, топографической съёмке местности и тому подобных вещах. Но в новом коллективе Саша пробыл всего два дня, лишь поверхностно познакомившись с будущими сослуживцами.
В момент разгрома полка он находился в гужевой повозке, на которой перевозились документы и имущество как его батареи, так и других подразделений. Задание у него было крайне ответственное – проследить, чтобы всё это прибыло на место назначения в целости и сохранности. Но получилось ровно наоборот – папки с бумагами, мешки и походные укупорки спасли жизнь призванному их охранять красноармейцу Полухину. Повозка уныло плелась в самом хвосте походной колонны, когда один из немецких снарядов разорвался прямо перед ней. И впряжённая в неё лошадь, и возница погибли на месте, а взрывная ударная волна сорвала весь груз вместе с сидевшим сзади Сашей и сбросила их в кювет. Набитые чем-то плотным и по счастью негорючим мешки приняли на себя осколки и завалили бывшего студента полностью, так что вражеские танкисты и пехотинцы за этой теперь уже бесполезной грудой барахла его и не заметили. Контузия была лёгкой и без последствий, так что, очнувшись, Саша увидел себя в одиночестве и несколько в стороне от жуткой картины смерти на дороге. Гитлеровцев не было видно, и он решил поискать других уцелевших бойцов. Бесполезно – если кто и выжил, то давно скрылся в прилегающем к дороге лесу. Вокруг были только мёртвые советские солдаты с мёртвыми же лошадьми да разбитые автомашины. Некоторые из погибших были жестоко и с каким-то извращённым рвением добиты немецкой пехотой. От такого красноармейцу Полухину стало настолько страшно, что он и мог только заливаться слезами и громко реветь: «Мама!» В таком состоянии противник мог бы взять его голыми руками, но никто не может предугадать гримас фортуны – ни один вражеский солдат за то время, пока бывший студент приходил в себя, так и не появился.
Когда же шок прошёл, Саша ощутил подкатившую к горлу злость – фрицам такое прощать нельзя! А один в поле не воин, значит, надо пробираться к своим и, ясное дело, не по дороге. Значит, придётся идти лесом, возможно, много дней, а для такого следует хорошо подготовиться. Оцепенелый взгляд сменился осмысленным: надо было найти подходящее оружие, съестные припасы и походное снаряжение. Ничего из перечисленного у него не было. По должности писаря, причём ещё не утверждённой, винтовка ему не полагалась, а питание на марше обеспечивалось полевой кухней, ныне превращённой в хлам гусеницами вражеского танка. В стрелковом вооружении выпускник артиллерийской школы разбирался хорошо, да и логика у него была в полном порядке. Вокруг валялось много винтовок, как старых «мосинок», так и новых «светок». Но попробуйте походить с ними, особенно со штыком, в плотном подлеске, кустарнике или под молодыми деревьями с низкой кроной. Опять же, для боя с одиночным патрулём в лесу не нужна высокая дальнобойность оружия, зато скорострельность будет очень даже в цене. Поэтому внимание Саши сосредоточилось на поиске пистолет-пулемёта. Пришлось с жутким чувством осматривать многих погибших бойцов, прежде чем усилия увенчались успехом. В руках красноармейца Полухина очутился ППД, а в подсумке на его ремне – три запасных магазина. Ещё сколько-то патронов к этому оружию были положены в походный вещмешок. Подумав, он добавил к ним пистолет Токарева, взятый у незнакомого павшего лейтенанта. Но, вспомнив про возможные осечки этого оружия, Саша укомплектовался ещё и револьвером системы Нагана с запасом патронов к нему.
Обвешанный подсумками и двумя кобурами с оружием поясной солдатский ремень был ощутимо тяжёл, но на него добавились нож разведчика, лопата для самоокапывания и целых три фляги с кипячёной водой – без этого никак. В вещмешке за спиной, помимо патронов, разместился запас спичек, сухарей и шоколадок – их удалось найти в одной из разбитых повозок. Но ничем кончились поиски компаса и карты – у погибших командиров их либо не было, либо они оказались испорченными. Оставалось надеяться на «Командирские» часы вместе со знанием звёздного неба – в школе их как-то учили ориентироваться с их помощью на местности. Закончив своё вооружение и экипировку, красноармеец Полухин отряхнулся, поправил пилотку, проверил свои документы и только было собрался направиться прямо в лес, как из кустов сзади него раздалось: «Товарищ командир!»
Быстро повернуться и изготовить ППД к бою Саше не удалось – ноша была тяжела, да и у него просто неоткуда было взяться умению так поступать. Но этого и не требовалось – из кустов выглядывали два белобрысых лица в красноармейских пилотках, моложе его самого. Оказалось, что всё-таки единственным уцелевшим он не был. Братьям-двойняшкам Самойловым из далёкой уральской деревни также посчастливилось выжить. Старший (всего на полчаса) Родион и младший Илья были потрясены случившимся ещё больше, чем Саша. О войне они не имели никакого представления, а их дядя, в своё время бывший в германском плену до революции, много хорошего рассказывал о жизни немцев. Идти на фронт братья не хотели, причём были явно под впечатлением от рассказов своего родственника о превосходстве Германии во всех сферах. Зачем с такими людьми воевать-то? А сейчас эта наивная вера разлетелась вдребезги, тем паче они своими глазами четыре часа назад видели, как немецкий офицер застрелил из пистолета поднявшего руки вверх советского солдата. Просто так, ни за что, поскольку на пленных надо было тратить драгоценное время, за которое можно было ещё продвинуться вперёд, захватить пару-тройку важных пунктов и, кто знает, даже удостоиться в итоге рыцарского железного креста. Это живо отбило у братьев желание сдаться противнику. Затаившись в придорожном подлеске, Родион с Ильёй совершенно не знали, что делать и куда идти. Увидев Сашу, готовящегося к походу, они долго наблюдали за ним, прежде чем окликнуть.
– А ну давайте сюда! – после «вокальных упражнений» над телами погибших голос красноармейца Полухина охрип и сильно сдал в громкости. Обстановка для знакомства была сюрреалистична до крайности, ознаменовавшись ещё и тем, что Илью стошнило, когда он увидел на дороге растерзанного нацистским зверьём капитана: «Вот нелюди!» Старший, как мог, крепился от позывов к рвоте. Выяснилось, что братья Самойловы были колхозниками – Родион работал на конюшне, а Илья, любимчик матери-вдовы и её сожителя-председателя, до сих пор не освоил никакой специальности, а потому в свои восемнадцать лет если что и мог делать, так плясать в самодеятельности и играть на гармони. Оный музыкальный инструмент и сейчас выглядывал из-за его спины. В аду разгрома полка оба брата бросили свои винтовки и плащ-палатки – прятаться с ними действительно было неудобно, но зато младший спас свою гармонь. С ней он явно не собирался добровольно расставаться ни при каких обстоятельствах. Поэтому сидор с сухарями, фляги с водой, две винтовки и патроны к ним оказались у Родиона, когда вся троица двинулась в далёкий путь до своих. Второго ППД найти не удалось. Только грозным командным окриком Илью удалось заставить взять самые важные документы нескольких убитых командиров – Саша понимал, что даже с подлинными красноармейскими книжками без подтверждений судьбы их полка дело даже в случае успешного выхода к своим может обернуться не лучшим образом.
Под тяжестью ноши все, кроме Ильи, быстро поняли, что они переоценили свои скоростные возможности перемещения по лесу. За время до заката Саша по числу шагов в единицу времени определил, что они прошли не больше трёх километров. Кроме того, он правильно подозревал, что в отсутствие компаса и ориентируясь только по солнцу, группа шла не по прямой, а по дуге круга, причём неизвестной кривизны. Когда оранжевые закатные лучи ещё пробивались сквозь деревья, все резко застыли, услышав лошадиное ржание неподалёку. Родион сразу же приободрился:
– Кони-то нас учуяли, вот и зовут!
– Кони?
– Не меньше двух, точно!
– Тогда вперёд!
Превозмогая страшную усталость, бойцы добрели до небольшой поляны посреди леса, где к великому удивлению Саши бродила четвёрка лошадей, впряжённая в передок с трёхдюймовой полковой пушкой. Видимо, при обстреле и налёте убило ездовых, а остальные номера расчёта спешились, и напуганные взрывами неуправляемые лошади увезли орудие в лес. А может быть, упряжку туда направил кто-то из артиллеристов, но потом то ли погиб, то ли бросил её по какой-то более важной надобности. Пока окончательно не стемнело, Илью отрядили поискать возможных товарищей со строгой инструкцией максимально таиться и «не отсвечивать», а красноармейцы Полухин и Самойлов-старший занялись оприходованием неожиданной находки.
Родион выпряг и покормил лошадей, благо на упряжке был запас фуража. На предложение отцепить и оставить в лесу пушку Саша ответил категорическим отказом, ибо, как учил его один из преподавателей в школе, старый солдат императорской и Красной армий, пока есть боеприпасы, ты обязан быть с орудием. А если ты настоящий артиллерист – то и после. А в передке в лотках поблёскивали гильзы унитарных патронов. Детальный осмотр пушки решили отложить до следующего утра, сейчас надо было заняться подготовкой к ночёвке. В этом сильно помог топор и большие лопаты с передка – ибо ножом и лопатой пехотинца с коротким черенком трудно нарубить хвороста и вырыть яму для костра. Тут Саша вспомнил подобного рода навыки вожатого в пионерском лагере. Получилось не так быстро, но вполне успешно. К тому же и Родион помог: раз работаешь конюхом, значит, ходишь в ночное. Вернувшийся и не нашедший никого Илья так и порывался сыграть что-то на своей гармони, но остальные у него попросту отобрали инструмент – кто знает, как далеко немцы? Закусили размоченными в воде сухарями и небольшой порцией шоколадки. Думали, оставить ли на ночь караульного, но из всех только Самойлов-младший имел на это силы, однако толку от него в этом качестве было немного. Его поход в разведку наглядно показал, что лучше не осматривать местность вовсе, чем поручать такую задачу именно ему. Пришлось положиться на удачу и спать втроём на нарубленных мягких ветках с листьями. Орудие, передок и лошадей спрятали под развесистой кроной дуба рядом с опушкой.