Три критические статьи г-на Имрек
Шрифт:
(стр. 397) И только. Все остальное скучно и вяло, Г. Майков становится в ряд скучных стихотворцев, пожалуй даже таких, каков! знаменитый уже в этом роде г. Тургенев.
Он легок на помине; вот его прозаическая повесть [27] , где предметом повествования — гнилой, бесстыдный и презренный человек, от которого разве можно отворотиться. Повесть достойна сюжета.
А вот и г. Никитенко. Мы разобрали довольно подробно его "Опыт истории русской литературы". Он себе верен, и его статья написана в таком же роде [28] . Напр‹имер›:
"Слава мужей, украшенных классической доблестью волн, этим дивным слиянием простоты и величия, коим мы, маленькие великие люди своего поколения, едва умеем верить" (стр. 491).
27
{27} В сборнике был помещен рассказ Тургенева "Три портрета".
28
{28} Статья называлась "О характере народности в древнем и современном искусстве".
Это что значит? Г. Никитенко причисляет себя к _маленьким великим людям_. — Открытие замечательное; отныне мы будем знать, кто он. Выпишем следующее место:
"Но что ж итальянского в этой бессмертной эпопее, объемлющей всю судьбу, всю вечную будущность нового, некупленного человека?" (стр. 496).
В поэме Данта, конечно, общее человеческое содержание, всякий, кто читал его, это знает; но в то же время в ней лежит решительно характер Италии. _Маленький великий человек ошибся_.
Вот еще:
"Очевидно, что народность должна была отказаться от многих из своих притязаний в искусстве, развившемся под влиянием этих новых начал. Она не может уже исключительно наполнять собою содержания произведений, как это было у греков, ни служить единственным источником вдохновения для художника" (стр. 497).
Хотя, конечно, есть разница очень понятная, естественная и разумная между стихиями искусства; но искусство всегда и на Востоке и в Греции имело своим содержанием общее, человеческое. _Маленький великий человек_ опять ошибся.
О мелких стихотворениях Тургенева, Майкова, Некрасова и Соллогуба говорить не стоит [29] .
В заключении помещена статья о русской литературе г. Белинского [30] .
Г. Белинский в статье, в которой в сотый раз повторяется повторявшееся прежде в "О‹течественных› З‹аписках›", открывает, между прочим, новости, конечно, известные ему одному, ибо они неизвестны истории, именно:
"Реформа Петра Великого не уничтожила, не разрушила стен, отделявших в старом обществе один класс от другого, но она подкопалась под основание этих стен, и если не повалила, то наклонила их набок" (стр. 519).
29
{29} В сборнике были помещены стихи Н. А. Некрасова "Колыбельная песня (подражание Лермонтову)", "В дороге", "Пьяница", "Отрадно видеть, что находит порой хандра и на глупца…"; И, С. Тургенева — "Тема (из Байрона)", "Римская элегия, Гете (XII)"; А. Н. Майкова — "Для чего природа ты мне шепчешь тайны?..", "Первый поцелуй" и "Мой autographe" В. А. Соллогуба.
30
{30} Статья Белинского называлась "Мысли и заметки о русской литературе".
Это точно новость! На деле это совершенно наоборот. Петр не только не пошатнул стены между сословиями, но он-то и построил их. В старину до Петра Великого их вовсе не было. Для этого следует заглянуть не в "Историю" Карамзина [31] только, а в летописи и грамоты, в акты исторические, которых вышло и продолжает выходить множество. Можно бы заглянуть и в иностранные сочинения о России, в "Дневник" Маскевича [32] напр‹имер›, и т‹ак› д‹алее›. Но, видно, санктпетербургские литераторы плохо знают русскую историю; да и когда им; они хлопочут о дородстве журналов и сборников. Во всяком случае, г. Белинский обнаружил такими словами свое собственное невежество.
31
{31} Имеется в виду "История государства Российского" Н. М. Карамзина.
32
{32} Маскевич Самуил (ок. 1630 — ранее 1632) — поляк, был в России в 1609-1621 гг. Оставил "Дневник. 1594-1621". Опубликован в кн.: "Сказания современников о Димитрии Самозванце" (было три издания — 1834, 1837 и 1859 гг.).
Интересно также в статье г. Белинского название Ломоносова — мещанином, а он был рыбак, крестьянин. Кто этого не знает? Но, вероятно, г. Белинскому захотелось хотя сколько-нибудь повысить его. Его крестьянство, может быть, казалось ему слишком уже низким сословием для литератора.
Но тут есть вещи истинно дельные, именно: г. Белинский говорит о необходимости национальности в поэте, об успехе Гоголя в Европе (которым опровергнуты "О‹течественные› З‹аписки›", ибо они говорили прежде, что Гоголь европейского интереса не имеет). Справедливы также следующие строки, противоречащие тоже "О‹течественным› З‹апискам›":
"В будущем мы, кроме победоносного русского меча, положим на весы европейской жизни еще и русскую мысль…" (стр. 556).
Но остальное, как сказали мы, есть болтовня, повторение столько раз повторявшейся болтовни о русской литературе, болтовни, которую встречали мы в "Отечественных Записках".