Три льва
Шрифт:
— Так что? Сдаемся, значит? — грустно смотрел Собесский на Слуцкого князя из-под сдвинутых бровей. Огонь камина играл алыми бликами на пухлых щеках Яна, и казалось, что лицо галицкого князя вот-вот запылает от огорчения.
— И не сдаемся, — мерно расхаживал Богуслав, глядя себе под ноги, поскрипывая новыми кожаными туфлями с золотыми пряжками, — просто уходим на время на вакации, паны мои любые. Знаете, из-за чего наша страна сейчас maxima clade (в большом поражении — лат.) и пепле лежит? Из-за одного-единственного хутора, что не поделили Богдан Хмельницкий с Еремией Вишневецким! Я и Януш, мы всегда хорошо знали, пусть и не распространялись, что начало войны Речи Посполитой с Богданом Хмельницким — это в первую очередь война самого короля Владислава с одним лишь Еремией.
— Это как же? — не совсем понял Кмитич. — Разве они были по разные стороны? Они же союзниками были!
— Не все друзья таковыми являются! — поднял палец Богуслав, с ехидной улыбкой уставившись на Кмитича. — Владислав IV соntinuе (постоянно — лат.) жутко завидовал Вишневецким, ничуть не меньше, чем нам, Радзивиллам. Король незадолго до так называемого восстания Хмельницкого посетил Вишневец вблизи Збаража и был просто шокирован великолепием приема, оказанного ему: вдоль дороги сверкали новыми кирасами и яркими мундирами солдаты в блестящих медных шлемах, украшенных длинными перьями… Такого войска не было у самого Владислава! Дворец Вишневецкого ломился роскошью и убранством. Пир был по-славянски щедрым и по-королевски изысканным… Наш бедный Владислав лишь зеленел от зависти. Но самой горячей пощечиной королю было то, что несколько фрейлин его жены Марии Гонзаго после визита рubliсе (открыто — лат.) попросились… остаться в Вишневце в свите панны Вишневецкой!
— Неужели? — удивленно переглянулись Собесский и Кмитич. Михал молчал. Лишь строил гримасу, словно ему уже надоело это слушать по второму или даже по третьему кругу.
— Нетрудно представить, что думал в тот момент наш король и Великий князь: «Утер мне нос, мерзавец! Нет, он еще заплатит!» — декламировал по ролям Богуслав, изображая голос покойного Владислава IV, — а тут такой хороший повод насолить этому русинскому магнату-выскочке: жалобщик Хмельницкий по поводу своего дребаного хутора, что отошел к Вишневецкому! Именно сам король Владислав благословил Хмельницкого на войну, отвечая на все его жалобы: «Неужели вы, русские, забыли, что такое сабля и как ею ваши предки добывали себе славу и привилегии?»
— И вы, пан Богуслав, зная все это, все равно воевали вместе с Янушем против Хмельницкого? — прервал Слуцкого князя возмущенный Кмитич. Он таких пикантных тонкостей начала войны с Хмельницким, которому всегда сочувствовал, раньше не знал.
— Конечно, воевал, — поднял брови Богуслав, — а как же иначе! Ведь этот Хмельницкий оказался не таким уж и нищим простачком, не таким уж и безобидным. Он внял совету короля, наверняка взял у него грошей на вооружение, да немало грошей, но его сабля срубала головы не только ратникам Вишневецкого, но и всем попадавшимся под руку полякам, евреям и литвинам… Король, узнав, что его войска громят казаки Хмельницкого, схватившись за сердце, упал, убитый собственной желчью. Понял, идиот, что, натравив Хмельницкого на Еремию, он натравил его на всю Польшу и на Литву, и на себя самого. Да поздно понял! Хмельницкий собрал вокруг себя сброд, решивший уравняться в правах со шляхтой. Никто с этим мириться не хотел: ни я, ни Януш, ни Ян Казимир. Ни тогда, ни сегодня! Тут, конечно же, полная вина лежит на интригане Владиславе, но что спросишь с человека, если он уже покойник?
Богуслав замолчал. Все тоже молчали, глядя на потрескивающий в камине огонь. Первым прервал паузу Михал:
— Я эту историю знаю и не могу понять, к чему ты, Богусь, все это тут нам говоришь. При чем тут вся эта грязная затея Владислава к нашему делу?
— А к тому, чтобы вы поняли, что нынешнее избрание Михала Вишневецкого — это просто дань посвященных в тонкости интриг поляков more gentis (согласно их обычаям — лат.) этому влиятельному роду за всю эту свару с Хмельницким недалекого Владислава. И повторяю: я не хочу больше никаких войн! — повысил голос Богуслав. — И козни строить Михалу Вишневецкому тоже не собираюсь и вам не дам. Тут из-за одного зачуханного хутора Речь Посполитая погрузилась в пучину войн на пятнадцать, если не больше, лет! И добавлю, что лист получил ultimis diebus (последними днями — лат.) от Юрия Володыевского.
— От Володыевского? — удивились все, зная, что на последнем совместном сейме между Богуславом и Володыевским вспыхнула даже драка.
— Так, — кивнул Богуслав, — от него, родного. Извиняется, пишет, что не прав был. Теперь, когда на Руси вот-вот турки объявятся, когда раскол пошел, как у нас в 55-м году, Володыевский понял, что мы правы были, когда хотели от Польши полностью отделиться. Он уже сам подобного хочет для Руси. Юрий пишет, что у нас, литвинов, хотя бы все свое было и есть: армия, валюта, сейм, а вот у них там, у русин Польской Руси, вообще ничего. Володыевского также возмущает правило veto в сейме, чего у нас нет. Любой, даже самый хороший, закон поляки могут зарубить, если какой-нибудь идиот встанет и крикнет «Вето!» И вот теперь Володыевский — наш союзник. Поздно, конечно. Но лучше поздно, чем никогда. На него теперь в наших планах можно тоже рассчитывать, подольский князь также мечтает о свободе Руси и о такой Речи Посполитой, где был бы союз трех самостоятельных народов.
— Приятно, что нас все больше, — усмехнулся Собесский, оглядывая всех веселыми глазами, — так может…
— Нет, — прервал, даже не дослушав его, Богуслав, — никаких «может»! Но ситуация может поменяться в любой момент.
— Как в любой момент? — переспросили все чуть ли не хором.
— А так! — усмехнулся Богуслав, поворачиваясь ко всем лицом. — Я-то уеду, но вам советую не особо скрывать факт, что наш юный Вишневецкий, как и его почивший славный отец, конечно же, хороший воин, храбрый ваяр, но ранение в живот, скажу вам incognito, увы, лишило нашего Великого князя и короля мужской силы. И теперь ждите через несколько лет очередных дебатов на сейме по поводу наследника…
— Удар ниже пояса! — усмехнулся Кмитич. — Я таких пошлых слухов распространять не стану. Это дело досужих до сплетен баб!
— А это не слух, но факт, пан Самуэль! И можете своим женам так и сказать. Пусть об этом знает вся шляхта! Глядишь, дни нашего Михала Корибута ех quо (вследствие этого — лат.) и сочтены будут. Вот тогда и двинем на трон нашего розовощекого бутуса. Ладно, извини, Ян. Я это любя! Кстати, Михал, помирись ты с Вишневецким. Для дела помирись, понял?
— Для какого дела? — набычился Михал.
— Для нашего! — как на мальчишку, повысил голос Богуслав на кузена. — Просто помирись с ним и все! Я понятно говорю?
— Добре, помирюсь, тем более что Катажина на том же настаивает.
— А вот и правильно она делает, — менторски кивнул своим огромным париком Богуслав…
Богуслав Радзивилл
Кажется, роль председателя этого маленького тайного политического союза Слуцкому князю ужасно нравилась. Нравилось, что он тут старший, нравилось, что его слушают… Богуслав немного скучал по временам, когда он был чуть ли не главной светской персоной не только в Речи Посполитой, но и во Франции. Кмитичу, впрочем, повелительное поведение Богуслава нравилось не особо. Но он полностью разделял устремления Богуслава Радзивилла уйти Литве из-под власти польского короля и самой решать свои проблемы. И оршанский князь понимал, что лучше всего этот план реализуется, если всем будет руководить опытный «стреляный воробей» светский лев Богуслав…
И Михал, подталкиваемый кузеном и женой, помирился с новым королем… К некоторому неудовольствию Собесского. Что касается супруги Михала, то эта «королева интриг» хорошо знала, что на Михала Корибута Вишневецкого оказывает большое влияние его мать, княгиня Гризельда. Катажина быстро наладила отношения с матерью короля. Гризельде льстила дружба с женой самого могущественного магната Речи Посполитой, коим Михал, пожалуй, и являлся после эмиграции в Крулевец Богуслава. Обе женщины считали, что на затянувшейся вражде двух семей, на вражде отца Михала, покойного Александра, с отцом Михала Корибута, покойным Еремией, которые даже судились, должен быть поставлен крест раз и навсегда. Общими усилиями этих двух энергичных и неглупых дам удалось свести вместе Михала Корибута и Михала Казимира.