Три льва

Голденков Михаил Анатольевич

— Проше, пана! Шукам хоста! — крикнул кто-то снизу по-польски.

Кмитич свесился вниз. На фоне белого снега темнела фигура человека, по всему видать — королевского почтового курьера.

— Пан есть поляк? — переспросил Кмитич, явно недовольный, что поляки никак не научатся в Литве разговаривать соответственно.

— Так, полякием! — отвечал курьер.

— Какого хозяина ты ищешь? — переспросил Кмитич по-русински.

— Пана Самуэля Кмитеца!

— «Кмитича» — правильно говорить! Это я и есть! — нарочито по-русински продолжал разговаривать с курьером оршанский князь.

— Тогда я к вам! — уже на литвинском диалекте отвечал курьер, изначально, видимо, приняв князя за простого рабочего. Он поднял руку с письмом.

— Вам срочный лист, пан полковник! От коронного гетмана Яна Собесского! Лично в руки!

— Клади его в ведро! — крикнул полковник и спустил на веревке ведро, а затем затащил обратно на крышу. Обратил внимание: печать в самом деле коронного гетмана. Сорвал ее, развернул лист. Текст был на польском.

— Вот уж, Янка! И этот туда же! Полякием… — передразнил курьера Кмитич, разговаривая сам с собой.

— Тата, а что там? — крутился рядом Януш. — Тата, ну что там?

Кмитич нахмурился, опустил письмо. Глядя в сторону, ответил:

— Война, сынок. Опять война… — и почему-то весело добавил. — Давно не воевали, холера ясная! Целых три года!

Последним поводом к войне стала летне-осенняя военная кампания Яна Собесского, который решился-таки неожиданными ударами разгромить Дорошенко. Но казаки всякий раз ускользали, как только чувствовали, что их начинают прижимать. Разбить Дорошенко так-таки не вышло, а у султана появлялся повод самому вторгнуться в земли Речи Посполитой.

Великий гетман Михал Пац, не то полагая, что Подолье — это слишком далеко от его родных земель, не то просто не видя либо не понимая опасности, сорвал поход объединенного войска Речи Посполитой. Как и во время постоянных споров с покойным Павлом Сапегой, Пац капризничал и сейчас.

— Казна короля задолжала нам деньги! Пока не выплатят моим солдатам долг, не сдвинусь с места! — сердито топорщил усы Пац.

Денег у казны пока не было. И армия ВКЛ стояла, не двигаясь, игнорируя приказы Вишневецкого. Михал Казимир попытался как-то договориться с Пацем, но тот стоял на своем, как скала под ветром, — деньги вперед и никаких уступок! Тогда Михал Радзивилл в обход воинских порядков предложил вышедшим из подчинения солдатам завербоваться повторно и получать жалованье лично у него, у несвижского Радзивилла. Такой широкий щедрый жест Несвижского князя, похоже, шокировал всех, и вновь поползли слухи о либо переплавленных, либо проданных золотых статуях несвижских апостолов. Которых, впрочем, никто так и не видел. Никогда не знавшие подобного благородства и щедрости от жадного Паца и его предшественника Яна Павла Сапеги, также прижимистого по части денег пана, многие солдаты посчитали заявление Радзивилла шуткой, уловкой или еще чем-либо в этом роде, и желающих заново вербоваться и прийти за деньгами к Михалу как-то не нашлось. Пришло лишь семеро человек, которые, конечно же, не могли решить проблему. Собесскому и Михалу Казимиру ничего не оставалось как самим проводить освободительную кампанию без поддержки армии ВКЛ. Но и без помощи капризного Паца войско Собесского и Михала Казимира, к которому присоединился и Кмитич с малой хоругвью легкой конницы, в нескольких боях местного значения нанесло поражение дорошенковским казакам, порубало саблями, покололо пиками и разорвало пушками и мушкетами татарскую конницу.

Ни казаки, ни крымчане ничего не смогли противопоставить панцирной кавалерии Речи Посполитой. Еще издалека завидев блеск доспехов гусар, люди крымского хана и Дорошенко испуганно разворачивали своих коней, ибо даже небольшое количество тяжелых гусар громило в пух и прах превосходящие силы легкой кавалерии татар и казаков. Даже с пехотой ничего не могли поделать дорошенковцы. Частые залпы пехотных мушкетеров и далеко выставленные длинные копья пикинеров оказывались непреодолимым препятствием для казачьей лавы.

И против драгун ничего нельзя было поделать. Посполитая «пехота на конях» залпами из своих коротких мушкетов разрывала конницу неприятелся и, сверкая в воздухе саблями, при поддержке артиллерии довершала разгром потрепанного пулями и ядрами татарско-казацкого войска… Подчищала «работу» гусар и драгун легкая кавалерия, называемая иначе казаками. Эта кольчужная конница вкупе с литвинскими татарами, так же, как и крымчане, вооруженная луками, завершала уничтожение разбитых казачьих и татарских эскадронов.

Так, враги были достаточно быстро и легко разгромлены. Лишь в одном бою литвинам и русинам пришлось туго: две сотни казаков и пятьдесят татар поставили телеги в круг и устроили такой плотный огонь из мушкетов и легких пушек, что посполитая кавалерия с союзными казаками каждый раз, наскакивая на укрепления дорошенковцев, быстро отступала, неся значительные потери в первых своих рядах. Тогда положение вновь спас смекалистый Кмитич. Прямо на месте он со своими людьми изготовил пару десятков гранат из глины и битого стекла. Драгуны и казаки забросали обоз неприятеля этими несущими огонь и страшные осколки бомбами, подожгли несколько телег, открыли огонь из пистолетов, а довершили дело панцирные гусары Собесского. Из казаков и татар никто не спасся.

Собесский, Михал и Кмитич уже пили шампанские вина, празднуя победу, ибо Турция, кажется, и не собиралась вмешиваться. Ее войска так и не примкнули к Дорошенко. Казалось, повторялась картина начала прошлого столетия, когда отпор крымским татарам заставил турок не осуществлять захвата южных земель ВКЛ.

Глава 4 В султанском гареме

В столицу султанов прекрасную пленницу Кютюр отправили на большой парусной фелюке (легком парусном судне), и продавать ее повез сам Рустем. В Стамбуле «клюнул» на Кютюр не кто иной, как великий визирь. Расчетливый Рустем не стал брать денег за Кютюр, отдавая султану красивую литвинку в дар, за, естественно, последующие милость и снисхождение султана.

Амбициозный план красавицы-блондинки начинал работать: Кютюр оказалась-таки в «доме радости», как высокопарно именовали в Блистательной Порте гарем султана. Ее действительно переодели в султанские платья. Впрочем, новый наряд показался литвинке несколько непривычным и безвкусным: желтые до колен шаровары под розовым маленьким платьем из шелка, глубокое декольте и длинные рукава. На голову Кютюр надели хотоз розового цвета, закрепленный заколкой в виде звезды, а на лоб повязали зеленый платок, завязанный на затылке.

Гарем не испугал Кютюр, даже раззадорил. Подходя в первый раз к залу «дома радости», отгороженного стеной, Кютюр остановилась и через деревянную резную решетку посмотрела на играющих в мяч, как ей показалось, длинноволосых мальчиков в золотых шапочках. Мальчишки орали, визжали, спорили друг с другом… Присмотревшись, Кютюр сообразила, что это и не мальчики вовсе, а жены султана. Их волосы ниспадали на плечи косичками, в которые были вплетены связки жемчужинок. На головах все они ничего не носили кроме золотых шапочек. Некоторые были босиком, некоторые — в длинных кожаных испанских сапожках. Щиколотки тех, которые были с голыми ногами, были украшены золотыми цепочками. Некоторые были обуты в сандалии на высоком каблуке. Полупрозрачные шаровары заканчивались чуть ниже колен, оставляя ноги голыми. Такой наряд изначально и приняла за мальчуковый Кютюр.