Три места под солнцем
Шрифт:
Окна гостиной Синдяковых не были зашторены, видимо, те были уверены в надежности своего забора и необитаемости соседнего дома. Видна была только часть комнаты, ноги лежащего на полу человека, угол камина. В наушниках опять раздались голоса.
— Ты что наделал? — тихо произнес Вадим.
— Это не я, это ты, — всхлипнул Тони.
— Посмотри, он дышит?
— Я боюсь. Смотри, кровь.
— Вижу. Пульса, кажется, нет.
В зоне видимости появился и опять пропал Вадим, Тоник подбежал к камину и что-то взял с него.
— Ты что собираешься делать? — голос старшего брата.
— «Скорую» вызвать, —
— Подожди, надо все обдумать. Как мы будем объяснять все в милиции?
— Пошел ночью водички попить, поскользнулся, упал.
— Да? Вот так просто? На ровном месте? Мы и так по уши в дерьме!
Холодея от ужаса, слушала я спокойные и логичные рассуждения Вадима. Да, сейчас не разберешь, кто из них толкнул отца, который бросился разнимать сцепившихся сыновей, да разве это важно? Они не врачи и не знают, мертв ли их отец или ему еще можно помочь. Зачем они медлят? Так ли уж важно, кто виноват, если еще можно спасти самого близкого тебе человека?
— Лучше, если он просто исчезнет, — произнес Вадим. — Скажем, что он очень переживал бегство жены и отправился на ее поиски. Или даже получил от нее весточку и отправился на встречу. А что? Супруги поссорились, потом помирились и, для того чтобы освежить отношения, отправились путешествовать. Скажешь, что отец говорил тебе о звонке Марины и своем решении уехать с ней.
— А куда папашу денем?
— Спрячем. Мало способов избавиться от трупа? Недалеко река и лес.
— А если вернется Марина и расскажет, что отцу она не звонила и они не встречались?
— Дай подумать, — буркнул Вадим.
Мне показалось, или в наушниках действительно послышался едва уловимый стон?
— Ты слышал? — воскликнул Тони.
Оба сына бросились к лежащему на голом полу отцу, склонились над ним.
— Нет, показалось, — чуть помедлив, ответил Вадим, — в любом случае лучше, чтобы все оставалось так, как есть. Отец стал неадекватен, от него не знаешь, чего ожидать. Если бы он пришел в себя, ты мог бы поручиться, что он не обвинит нас в покушении на него? Я — нет.
Антон не отвечал, я слышала только его тоненькие всхлипы и видела в окне трясущиеся плечи. Он плакал. От жалости к отцу, раскаяния, ужаса содеянного, страха?
— Тони, соберись, — встал с колен Вадим, — я принял решение. Помнишь недавний пожар в нашем доме? Так и не выяснили, что тогда случилось, и это может сыграть нам на руку. Поджигатели могут вернуться во второй раз, не так ли?
— Ты хочешь сжечь дом? А где я буду жить?
— Коттедж нам уже не принадлежит, ты забыл? Рано или поздно на него заявит права Марина или ее наследники. Ты хочешь, чтобы по дому ходили чужие люди? Или думаешь, что эта добрая женщина разрешит тебе жить с ней на одной территории? Тогда иди к сейфу, выгребай все его содержимое в сумку, я займусь подготовкой.
— Вадька, а как же отец? Что ты решил делать с трупом?
— Ты еще не понял? Он сгорит вместе с домом. Надо сымитировать нападение, сломать дверной замок, что там еще? Иди освобождай сейф, остальное я беру на себя.
Тони бросился выполнять приказ брата. Что происходит? Ведь это их отец. Да, грязный, развратный, полусумасшедший старик, но он дал им жизнь, баловал, когда были маленькие, дарил подарки на Новый год, целовал в попки. Это у меня
Вадим деловито сновал по комнате, производя какие-то манипуляции с входной дверью, окнами, ящиками комода, а Тони спустя какое-то время мелькнул в засветившемся окне кабинета.
Я хотела именно этого? Я хотела, чтобы Синдяков тоже не жил, как мои мамочка и папочка. И чтобы перед смертью он испил всю чашу страданий, какие только могут быть уготованы человеку. А что может быть страшнее предательства близких? Предали же его все, и не просто предали. Во что превратился когда-то страшный и могущественный главный прокурор города? В бесчувственную куклу, небрежно брошенную на пол. Ни слезинки сожаления, ни попытки вернуть его к жизни, ни намека на почтение к телу. Мне стало страшно. Я желала ему такой же смерти, какую приняли мои близкие, и эта смерть была уже близко. Но мои родные приняли ее по вине чужого человека, и отвратить ее было невозможно, как и предвидеть. К Владимиру Синдякову же смерть с косой шла в образе его сыновей, шла равнодушно, спокойно, расчетливо.
Я видела, как братья вышли из дома, закрыли дверь и сели в машину. В черных окнах гостиной заиграли первые красноватые отблески. И я не выдержала, кубарем скатилась по лестнице, обогнула дом и бросилась к коттеджу Синдяковых: я обязана задержать их, они просто не ведают, что творят! Я не успела сделать до дороги три шага. Машина пронеслась мимо, обдав меня горячей волной воздуха и выхлопных газов.
В кармане куртки все еще лежала связка дубликатов ключей Тони, и я побежала к дверям дома. В темноте ключ никак не хотел попадать в замочную скважину, я чувствовала, что не успеваю. Наконец замок щелкнул, и я ворвалась в темную гостиную. Огня было пока немного, но он уже подбирался к занавескам, дым полностью затянул комнату. Оказалось, что самое страшное в горящей комнате не огонь, а невозможность дышать и видеть: дым сразу рванул в легкие, дыхание свело спазмом, глаза было трудно открыть из-за рези.
Синдяков лежал недалеко от камина, наверное, именно об него он ударился при падении. Я схватила его за ноги и потащила к двери. Какой же тяжелый был мой враг! Говорят, большинство погибших при пожаре умирают от отравления угарным газом, а не от огня. Хорошо, если сознание человека гаснет медленно, а не внезапно, тогда есть шанс бросить это неподъемное тело и спастись самой. А если нет? Я нащупала ногой порог и вывалилась на улицу. Дым рванул за мной через раскрытую дверь, я оттащила тело экс-прокурора на траву и закашлялась. Огонь уже явно и весело плясал в окнах, надо было уходить, а сил не было, последние из них ушли на эти несколько метров. Неужели меня так и найдут в полубессознательном состоянии возле трупа Синдякова?
Тихий стон заставил меня обернуться. Владимир Синдяков был еще жив. Я наклонилась над ним, веки его дрогнули и приоткрылись. Что он видел перед собой? Напомнило ли мое лицо в свете пляшущих языков пламени ему лицо той, которую он убил мимоходом и без раскаяния, или он видел просто черную тень на ослепительном фоне, не знаю. Он был жив, и это каким-то непонятным образом придало мне сил. Я поднялась и, шатаясь, побрела к выходу. Поселок еще не проснулся, но это было делом минут, которые судьба оставила мне для того, чтобы уйти незамеченной.