Шрифт:
Меня зовут Олег Яковенко. Я учусь в десятом классе. Мой любимый предмет — литература, и моя заветная мечта — стать писателем. Недавно наш руководитель литературного кружка посоветовал мне записать то событие, которое произошло со мной, когда я был в шестом классе. Я постарался припомнить всё как можно подробнее, и не без волнения сажусь писать.
Отец и мать мои погибли, защищая Ленинград от фашистских захватчиков. Теперь я живу с дедушкой — отцом папы — и старой, старой няней. Дедушке за шестьдесят лет, няне — много за семьдесят. Она вынянчила сначала дедушку, потом папу, потом меня. Она очень хорошая — моя
Над письменным столом дедушки висит большой портрет пожилого человека в косоворотке и поддевке, какие когда-то носили купцы. У него густые черные брови и такие же ресницы, в иссиня-черных волосах сильная проседь, а глаза голубые, совсем светлые. Лицо суровое, строгое и решительное. Это мой прадед, отец деда.
В раннем детстве я страшно боялся этого портрета. Когда я капризничал, нянька всегда говорила:
— А погляди-ко, как старик смотрит на тебя! Он — ой-ой-ой какой, он тебе спуску не даст!
Я с опаской оглядывался на портрет и с ревом прятал лицо на груди у няни.
Помню — мне было лет семь, — я как-то уже лежа в кровати услышал, как няня говорила деду:
— И до чего же ваша яковенская порода живучая! Погляди-ко. Олежка-то весь в старика. Упрямый, настойчивый, — сладу нет. И лицом — патрет, и характером — патрет!
Дед ответил:
— Что же, это хорошо, если Олежка вырастет энергичным, в прадеда. Только, няня, время другое, — пусть Олежкина энергия на хорошее направлена будет…
Помню, на следующий день я пробрался в комнату деда и остановился перед портретом. Строгие глаза прадеда так и впились в меня. Мне показалось, «старик» сейчас заговорит… Первым моим движением было бежать. Но я всё-таки заставил себя не двинуться с места и продолжал смотреть в страшные глаза. И тут я вдруг впервые заметил, что я действительно похож на прадеда! Такие же у меня черные волосы, брови и ресницы и такие же светлоголубые глаза. Помню, я оглянулся на зеркало и рассмеялся. С этого дня я перестал бояться «старика».
Еще одно детское воспоминание. Помню, я как-то неожиданно вбежал в комнату деда. Дед сидел за столом. Он держал в руках большую фотографическую карточку. Когда я вбежал, он поспешно бросил ее в ящик стола и захлопнул его, но я успел заметить, что это был портрет ребенка, очень похожего на меня.
— Деда, покажи, — закричал я, подбегая, — это я?!
— Нет, не ты, — строго сказал дед, — иди играй.
Я тогда сразу забыл этот случай и вспомнил о нем только тогда, когда произошло то, о чем я собираюсь рассказать.
Началось всё очень просто. В самый первый день зимних каникул мы ехали с моим другом Глебом на Невский покупать крепление для лыж. Трамвай был битком набит. Прямо перед нами стояли две девочки, обе чуть повыше нас. У одной очень смешно торчал из воротника кончик черной косички. Глеб прошептал мне на ухо:
— До чего же хочется дернуть за этот хвостик!
Девочка услыхала.
— Только попробуй! — сказала она не оглядываясь.
— А вот и попробую! — начал задирать Глеб.
— А ну попробуй! — девочка засмеялась и на одно мгновение оглянулась на нас. Я сам не понял, что именно, но что-то в ее лице поразило меня.
— Олежка! — удивленно вскрикнул Глеб, но тут какой-то огромный дяденька, рвавшийся к выходу, растолкал нас всех и разъединил. Трамвай остановился. Я увидел, как обе девочки вместе с другими пассажирами сошли с трамвая и быстро побежали через улицу.
— Олежка, — сказал Глеб, когда мы на следующей остановке соскакивали с площадки, — ну до чего же эта девочка похожа на тебя!
Я даже остановился.
— Верно! — воскликнул я. — Верно!..
В тот же день, когда мы с дедушкой уже легли в постели, я рассказал об этой встрече. Дед вдруг поднял голову.
— Говоришь, на тебя похожа?.. — тихо спросил он.
— Как две капли воды, дедушка! Глебка даже вскрикнул от удивления! Правда, странно?
Дед резким движением сбросил одеяло и сел в постели, спустив ноги на пол.
— И ты не знаешь, кто она?
— Откуда же мне знать, дедушка? Я видел ее одну секунду. Но… что с тобой, дедушка?..
Дед — высокий, худой, в длинной ночной рубашке — быстро подошел ко мне и сел на край кровати.
— Что с тобой, дедушка?.. — повторил я.
Я видел, что он чем-то глубоко взволнован, но спрашивать больше не решался.
— «Ваша яковенская порода живучая», нянька говорит, — тихо произнес дед, словно разговаривая сам с собой, и снова умолк. Молчал и я, не спуская с него глаз.
— Олежка, — начал он, наконец, — ведь тебе уже четырнадцатый год, почти взрослый мальчик… Тебе уже… можно всё рассказать.
— О чем рассказать, дедушка? — я тоже сел в постели и обхватил руками колени. От любопытства и какой-то странной тревоги у меня сильно забилось сердце.
— О чем?.. — дед усмехнулся и тяжело вздохнул. — Ну, слушай… Ты, вероятно, не раз слышал от няньки, каким властным и своенравным человеком был мой отец. Трудно мне приходилось в детстве… Когда я кончил гимназию в нашем маленьком городке и уезжал в университет в Москву, он в своем напутственном слове строго-настрого приказывал мне ничего не предпринимать без его ведома и согласия, иначе грозил проклясть меня. А я был молодым, горячим, увлекающимся и, вырвавшись на свободу, сразу же — без его ведома и согласия — с головой ушел в революционную работу и на первом же курсе женился на любимой девушке, такой же молоденькой, каким был я. Отец ничего не знал… Когда я впервые поехал в свой далекий город повидаться с ним, у меня уже была двухлетняя дочка… Машенька… — Дед замолчал. Мне казалось, что всё это он не мне рассказывает, а творит сам с собой. «А ведь ему же холодно, наверно», — подумал я, соскочил с постели и накинул ему на плечи пиджак, а ноги закутал пледом. Он этого, кажется, даже не заметил. Я снова уселся в постели и тихо попросил: