Три правила ангела
Шрифт:
Между прочим, подземной, опять же как в кино. Вообще, всё происходящее уж слишком что-то напоминало.
– На каком это языке вы только что говорили? – буркнула Ленка, с чего-то разозлившись.
И ведь непонятно с чего, а, главное, на кого.
– На китайском. Хотя я больше матерился, чем разговаривал.
– На китайском матерились? – тяжко поразилась Лена. – А зачем?
– Потому что партнёр сроки поставки срывает, – как ни в чём не бывало, пояснил Макс. – А на матерном все лучше понимают, что китайцы, что русские.
– И чего он вам не поставил?
Петров
– Мономеры акриловых сополимеров, – ответил совершенно серьёзно.
– А-а, – протянула Ленка, не сообразив ничего умнее.
– Точно, ничего интересного. У нас производство, Лен, краски делаем. Ещё шпатели всякие, тару для той же химии, тазики. Никакой нефтяной трубы и алмазов.
– Только вы своими красками очень гордитесь, – помолчав, всё-таки сказала Ленка, старательно глядя в боковое стекло, за которым мелькали жёлтые пятна фонарного света и косой снег.
– С чего ты… Прошу прощение, с чего вы взяли?
– Лучше на ты. Вернее, вы ко мне лучше на ты, а я вас, конечно, на вы буду. Мне так привычнее.
– А на вопрос ты не ответила.
Ленка пожала плечами. Чего тут говорить? Всё же слышно по его тону. Помолчали. Там, снаружи, по-прежнему мелькали полосы света, перемежающиеся короткими полосками темноты, будто бесконечная жёлто-серая зебра тянулась. «Дворники» мотались по стеклу, как маятник, сбивая снег в пластинки.
– Чёрт, – проворчал Макс, растирая костяшкой пальца глаз. – Лен, поговори со мной о чём-нибудь, а то я сейчас усну. Пожалуйста.
– О чём?
– О чём хочешь.
Ленке ни о чём не хотелось. Ей было жутко некомфортно, даже немного страшновато, а ещё стыдно и тоскливо. Зря она так с Виталькой, он же, на самом-то деле, ни в чём не провинился, ну, сморозил глупость, с кем не бывает? Ему же действительно, наверное, важно, что там пацаны скажут. Наоборот, надо было его защитить, послать этого Макса породному, а она за ним потопала зачем-то. Разве хорошо?
– Лен?
– Почему вы куртку носите? – спросила Ленка первое, что в голову пришло.
– А что я ещё должен носить? – явно удивился Макс.
– Ну, пальто. Такое длинное, чёрное. Оно же костюму больше подходит.
Не в силах подобрать достойного описания, Лена изобразила руками что-то такое, должное изображать то самое пальто.
– Машину водить в куртке удобнее. Остальное мнётся, да и мешается.
– А у вас разве водителя нет?
– Нет у меня никакого водителя и охранников тоже нет, – вот теперь он точно улыбнулся. – И по магазинам хожу сам, хоть и не часто. Сегодня вот пришлось. У нужного человека юбилей, надо было подарок подходящий купить.
– А секретаршу послать?
– Лен, у меня такая секретарша! – Коротко и совершенно неожиданно хохотнул Макс. – Она сама кого хочешь пошлёт! Величать её Суламиф Рудольфовна. Сокровище, а не секретарша, сто ке-гэ чистого золота. Зовет меня «мой мальчик». Ну это наедине, естественно.
– Так вы, значит, никакой не миллиардер?
– Представь себе. И фамилия моя не Серов. Да и тебя вроде не Настей звать[2].
– Разве мужчинам положено такие книжки читать?
Стыд, тоска и всё прочее куда-то вдруг подевались, прихватив с собой острое чувство не своей тарелки, зато Ленка неожиданно развеселилась, даже развернулась в кресле, бросив таращиться в окно.
– Ну, не знаю, как другим, а мне было именно что положено, – отозвался Макс. – На тумбочку. Одна моя… гм!.. Одна знакомая забыла. Ну вот я и… ознакомился, когда не спалось.
– Предложение руки и сердца сделали? – серьёзно поинтересовалась Ленка.
– Зачем?
– Такие книжки просто так на тумбочках у… знакомых не забывают.
– Тебе-то откуда знать? – снова усмехнулся Макс, а потом вроде как задумался, кашлянул, опять потёр уголок глаза. – М-да, мне как-то в голову не пришло. Нехорошо получилось. Откуда ты взялась на мою совесть такая умная?
– Из Мухлово.
Ленка-то, понятно, ожидала, что он начнёт переспрашивать, мол: «Откуда, откуда?», или засмеётся, или выкинет ещё что-нибудь эдакое, но ошиблась.
– А здесь чего забыла? – просто спросил Макс и опять глянул быстро.
– Актрисой стать хотела. Приехала поступать.
– У нас? За этим делом всё больше в Москву, вроде, рвутся. А ты, считай, триста километров не доехала.
– В Москве бы я точно не поступила, а тут училище. Колледж культуры.
– И как у тебя с культурой?
– И никак.
Настроение, только что вполне радужное, моментально съехало куда-то вниз, а от веселья ни следа не осталось. И что это с ним, с настроением этим? В последнее время скачет, как мартовский заяц.
– Мог бы сам догадаться, – буркнул Макс под нос и опять посмотрел на неё, но теперь взгляд подольше задержал, то ли рассматривая, то ли оценивая.
В общем, неприятно так глянул, а смешливость и он, кажется, подрастерял. И ведь вроде бы ничего такого не случилось, всё так хорошо шло, сидели, болтали, а тут на тебе! Нет, жизнь на самом деле сложная штука, даже если на секунду примерещится, будто она стала как в кино или книжке. Ну и правильно, и нечего фантазировать. Прав дядюшка, когда говорит, что надо жить реализмом. Вот ей, Ленке, как раз реализма всегда и не хватало.
***
– Макс, это ты? – Всё-таки слух у Элизы Анатольевны был замечательным, даже и не для её возраста, а вообще, в общечеловеческом таком смысле. Услышать, как ключ в замке поворачивается – это ещё умудриться надо. – Что-то рано сегодня.
– Нет, это не я, – буркнул почтительный сын, стаскивая ботинки, и тут же пояснил, повысив голос. – Это мы.
– Мы-ы? – изумились из комнаты.
А на пороге появился рыжий котище с дивным именем Людвиг фон Легштенкопф, по-простому Люк, таинственно блеснул глазами, даже, кажется, фыркнул снисходительно так: «Всё с вами понятно, люди!», распушил павлином хвост и бочком, совсем, вот совершенно незаинтересованный в происходящем, потёрся о притолоку.