Три приятеля
Шрифт:
– Докладывай, – загудел Стас.
– Светлая головка. Разобрались с письмами. Теперь каждый день будет отчет.
– Это дело. А я разобрался с лыжами. Надавали всего: и комбинезоны, и маечки, даже исподнее дали, включая такие сексуальные трусики, закачаешься. И все новенькое, в пакетах. А цены! Умрешь со смеху. Я взял в прокат сразу на неделю.
– Тогда пошли обедать. И одеваться.
– Обед без выпивки, – провозгласил Стас, – только с пивом. Но пива должно быть много на единицу веса. И надо будет отдохнуть после еды.
– Пошли, – закончил Леня.
Вскоре после обеда и непродолжительного отдыха друзья надели
– Ну поехали, повыпендриваемся перед девчонкой, – сказал Стас, – только давно не брал я в руки картишки.
– Чайник ты, – заметил Леня.
– А ты кто?
– Тоже чайник. Поэтому будем ехать медленно, торжественно, напевая в душе гимны и разные песнопения.
Но торжественно не получилось. Они поехали по склону, чтобы оказаться поближе к Олиной лоджии, но прямо перед ней столкнулись и упали. Оля пока ни о чем не догадывалась, но вскрикнула, когда увидела, как столкнулись два лыжника. Но как звонко она засмеялась, когда эти двое расцепились, поднялись и стали махать своими палками и громко кричать ее имя. А потом Оля следила, как они съехали вниз, скрылись за изгибом холма и вскоре снова показались на его вершине. Теперь Стас и Леня съехали благополучно и вновь помахали палками. Оля помахала в ответ рукой.
– Все, – заявил Леня, – ноги болят от и до. На сегодня хватит.
– Слабак, – загудел Стас, – жизнь состоит в преодолении трудностей, а не только в получении удовольствий.
– Это зависит от ментальности, – парировал Леня, – есть люди, для которых удовольствие – это преодоление трудностей.
– Это ты про коммуняк, что ли? – спросил Стас.
– Не только. Ну, пойдем, или как?
– Ладно, потащились, – ответил Стас, направляясь к отелю. – Завтра приезжает Илга, поэтому сегодня надо оттянуться, пройтись по ресторанчикам, по барам.
– Светлая мысль, – заметил Леня, – проедем на Банхов.
– Пожалуй, не стоит. Там только ювелирные магазины. Туда завтра поедем с Илгой. А сегодня рванем на Мюнстер, походим по пивным.
– Никаких возражений, – сказал Леня.
В номере отеля Леня принял душ, переоделся и позвонил Оле в палату.
– Как вы красиво катались! – воскликнула Оля. – А вы не ушиблись?
– Нет, все в порядке.
– Вы оба такие мастера!
– Глупышка.
– Нет, правда.
– Ну хорошо. Я передам твое мнение Стасу. Отдыхай. Мы поедем в Цюрих, побродим немного по городу. Когда вернемся, позвоним. Веди себя хорошо, не шали.
– Ох, Леня. Даже если бы я и захотела пошалить…
– Вот и не шали. Целую.
Вскоре зашел Стас, и они вышли из отеля. В Цюрих можно было добраться на такси и на электричке, остановка которой была немного ниже отеля. После недолгих препирательств было решено смешаться с простыми швейцарскими массами и по-пролетарски поехать на электричке. Но повстречаться с простым народом не удалось, поскольку пришлось бы ждать этого более часа. Но зато у станции маячило одинокое такси, которое и доставило приятелей прямо на Херсчендрабен, откуда было рукой подать до Мюнстер. Эта пешеходная улица нравилась Лене, и в этот раз она не подкачала. Играли небольшие оркестрики на тротуарах, там же сидели люди с кружками пива, на проезжей части выступали жонглеры, фокусники и шпагоглотатели. Динамично менялись группы зрителей, переходя от одной кучки к другой. Леня загляделся на крупную монголку, занятую не женским делом, – она глотала и выпускала изо рта огненные факелы. Стас тоже остановился и задал вопрос:
– Слушай, а куда она девала еще две головы?
– Перестань, это же высокое искусство. А у тебя одни насмешки.
– Лень, а Лень, чтобы с ней покувыркаться, нужна асбестовая кровать.
Леня захохотал, и они двинулись дальше, но тут же снова тормознулись. Толпа окружила невысокого человека, молча показывающего фокусы. Вначале тот взял в руки длинную толстую веревку, показал всем и стал ее складывать. Сложив раза четыре, он вновь показал веревку зрителям. Затем кивком головы подозвал из толпы девушку и повесил сложенную веревку ей на руки. Все увидели, что с руки девушки свисают восемь коротких веревок. Шум, аплодисменты, в коробку посыпались монетки. Человек движением руки призвал к тишине. Он взял пучок веревок за концы, растянул его перед собой и дунул в центр. И быстро развернул веревку, которая оказалась целой. Вновь аплодисменты, визг детворы, монетки. Потом фокусник показал разные штуки с монетой, например, он умудрялся поместить ее в бутылку с узким горлом. Стас и Леня насладились его выступлением и завернули в соседний пивной бар.
– Давай так договоримся, – предложил Стас, – нигде более одной кружки пива или двойной порции виски.
– Да-а-а, – протянул в ответ Леня, – здесь это можно, а вот в родном городе мы бы остались с тобой совершенно трезвыми.
– Точно, – сказал Стас и протянул деньги за пиво.
Несмотря на то что они старались пропускать некоторые заведения, все же к вечеру нарезались так, что Леня таксисту объяснял путь к отелю по-русски. Только перед отелем, когда расплачивались, Леня осознал это и спросил водителя:
– Старичок, ты это, вроде русский знаешь. Хитрю-юга!
Таксист ничего не понял.
Приезд Илги
Леня много чего понимал; понимал он и Стаса. Тому было приятно, лестно, необычно иметь в любовницах красивую и умную датчанку. Не сопливую девчонку, а известного в своем мире медика, женщину со связями и возможностями. Ее умение в постели было не главным, но когда оказалось, что и этим искусством она владеет виртуозно, Стас был очарован. И уж совсем в восторг привело его известие, что он станет отцом. Все это вместе заставило его приятеля пребывать в состоянии трепета и упоения собой. И ничего в том плохого не было. При этом, конечно, Леня понимал, что умного, проницательного и язвительного Стаса никакое состояние восторга не изменит. Он давно уже переродился и стал из крупного парня и бабника прожженным дельцом и делателем денег, как, впрочем, и Леня.
Встать им надо было в шесть утра, чтобы около восьми встретить Илгу в аэропорту, но когда Леня разлепил глаза, часы показывали семь тридцать. Итак, он опоздал. А Стас? Леня нашарил телефон и позвонил в номер. Он долго держал трубку, слушая гудки и думая, что Стас решил его не будить и уехал встречать Илгу. И только он собрался положить трубку, как ее подняли и, видимо, уронили. Слышались треск и кряхтенье, затем отборный мат, обращенный к трубке, затем гул Стасова голоса:
– Леня, это ты? Чего? Ни свет ни заря!