Три путешествия
Шрифт:
Пока мы стояли у Константинопольского, или Дарданелльского, пролива, у нас было мало свежей пищи, и мы мучались от цинги. Нам приходилось брать пресную воду из реки у мыса Трои не без опасности для жизни и страха попасть в тюрьму, ибо там были скрыты турецкие траншеи, откуда турки неожиданно нападали на нас. Однажды я должен был вместе с семью товарищами отправиться на лодке за водой; когда мы добрались до Трои, то приметили несколько виноградников, и нам очень захотелось чего-нибудь свежего; но так как надо было пройти не менее получаса в глубь острова и подвергнуться опасности быть пойманными, то мы бросили жребий на одного из восьми; жребий достался мне, и я, оглядевшись вокруг и не увидав ни одного турка, отважно двинулся в путь по направлению к виноградникам. Как только я добежал до места и руки мои принялись рвать, а рот пробовать, я услышал шум, оглянулся и увидел, что между мной и берегом со всех сторон выскочили турки из пещер и скрытых окопов.
Наши только что сошли на берег и наполняли бочонки водой; турки отправились туда и хотели отрезать им путь, но наши, взлезли в лодку, оттащили ее веревкой от берега и добрались до мели, где и застряли. У лих были с собой две пушки, из которых они храбро палили по туркам дробью и произвели такие опустошения, что туркам пришлось отступить. Тем временем я схоронился, ибо путь был отрезан, и нельзя было добраться до берега. И так я стоял, как бедный грешник перед судьею, и ожидал со страхом и трепетом, чем это кончится, ибо было бы величайшей глупостью выступить против такого множества. Недолго пробыл я в страхе в этом винограднике, ибо турки взяли меня в плен, и виноград, который я едва попробовал, оказался для
Шесть недель просидел я на галере не без тяжких наказаний плетью от надсмотрщика, который угощал ею мою голую шкуру. Если даже я или кто иной гребли ловко и изо всех сил, жестокий палач бил всех без разбору, считая непорядком, если он не слышит чьих-нибудь криков. Такая жизнь стала мне весьма противна. Мой товарищ, русский, часто уговаривал меня бежать, к чему у меня было желание, но путь никогда не был свободен, и что-нибудь все время стояло на дороге. Кроме того венецианская армия находилась на расстоянии двух часов от нас, и берег бдительно охранялся турками. Этот русский уже несколько раз пытался бежать; но его каждый раз настигали, вследствие чего он потерял уже уши и нос. Это нагнало на меня страх, однако он придал мне бодрости следующими словами: «Что же, ты предпочитаешь навсегда остаться в дураках, чем отважиться потерять что-нибудь ради свободы? И если случится так что нас сразу поймают, то вся вина падет на меня, а ты отделаешься ударами по пяткам; что же касается меня, то они поклялись, что сожгут меня в случае нового побега; но я скорее умру, чем позволю этим чертовым собакам мучить и пытать меня. Нужна большая решимость, если хочешь добиться чего-нибудь значительного, а разве существует более прекрасное и лучшее сокровище, нежели свобода?». Эти и подобные речи склонили меня к тому, что я согласился на побег. Русский, который научился всем уловкам, задолго до того побывал в Константинополе, купил там напильник и зашил его в свою куртку. Он всегда имел при себе кремень и восковую свечу, чтобы можно было на случай нужды работать в любое время, даже ночью.
Однажды в четыре часа после обеда нас, рабов, отпустили взять воды в наши сосуды. Когда мы вышли на берег, то отошли немного вглубь, еще прикованные друг к другу. Тем временем пошел сильный дождь. Мы зашли в покинутую хижину, и так как наступила ночь, то мой товарищ высек огонь, зажег восковую свечу и начал пилить, пока не разъединил нас, после чего мы обратились в бегство. Ночь весьма благоприятствовала нам, ибо было темно, и нам удалось незамеченными добраться до берега за час до рассвета. Там мы увидели множество палаток. Сильный дождь согнал часовых с их постов, и мы прошли среди них, прежде чем кто-нибудь заметил это. Но когда мы поплыли и зашевелились в воде; они нас открыли и выпустили нам вслед множество стрел, так как благодаря сильному дождю не могли употребить в дело огнестрельное оружие. Они нас заметили потому; что при малейшем движении вода загоралась огнем от находящейся в ней соли; поэтому они заметили нас и стреляли так, что стрелы ложились совсем рядом, а одна из них даже попала московиту в задницу, но он продолжал плыть, пока мы не вышли из-под обстрела; тогда я хотел вытащить из него стрелу, но бедняга жалобно закричал: «Оставь ее там, оставь! Это стрела с зазубринами, так ты убьешь меня в тысячу раз скорее». И бедняга должен был; проплыть со своим острым хвостом без перьев еще две мили, прежде чем мы добрались до венецианского флота. Течение здесь быстрое, и у нас не хватило бы сил продержаться, если бы нас не несло все время боковым течением. Наконец рано утром мы добрались, до корабля «Авраамово жертвоприношение», который нас подобрал, и где у товарища вырезали из задницы стрелу, проникшую до кости, и нужна была большая осторожность, чтобы извлечь ее, тем более, что она вонзилась сбоку. На стреле было восемь зазубрин, но московит скоро вылечился, и мы благодарили бога за счастье, что избавились от тех бешеных псов.
Глава IV
Их приводят к генералу. Приказ для воодушевления войска. Число венецианских кораблей и галер. Имена офицеров. Мальтийцы присоединяются к армии. Появление турецкого флота. Галеры беев хотят прорваться. Мальтийцы мешают им. Турки выставляют две батареи. Ужасная стрельба из пушек в течение трех дней. Ветер благоприятствует туркам, но они уклоняются. Неизменная храбрость венецианцев. Турки падают духом.
На рассвете 24 июля мы добрались до кораблей, а около восьми часов утра меня привели в генералу, которому я рассказал о бывшем со мной несчастьи и о слухе, прошедшем по всему турецкому флоту, что они как раз сегодня должны произвести нападение, что они не сомневаются в успехе, и каждый уже подсчитал, сколько ему достанется кораблей, рабов и добычи, вследствие чего они так настойчиво рвутся в бой. Генерал поблагодарил меня за сообщение, пожаловал нам обоим пятьдесят рейхсталеров и велел приготовиться к бою. По его распоряжению к мачте прибили объявление, согласно которому всем была обещана свобода грабить, а полковникам, капитанам и начальникам запрещалось под страхом наказания отбирать у солдат добычу, что придало им особое мужество и бодрость.
Сначала венецианский флот был весьма слаб, но когда к нему примкнули мальтийцы [38] и несколько венецианских кораблей, то он стал весьма силен, включая 28 военных кораблей, 24 галеры и 7 галеасов [39] под командой генерала Лоренцо Марчелло (Lorenzo Marcello).
Остальные начальники:
Барбаро Бадуро (Barbaro Badoer) — проведитор армии,
Джузеппо Моресини (Joseppo Moresini) — адмирал галеасов,
38
Мальтийский духовно-рыцарский орден, основанный в 1118 г., после образования Иерусалимского королевства. После его падения орден перешел сначала на Кипр, потом на Родос, а с 1530 г. укрепился на острове Мальте.
39
Галеас — так назывались самые большие военные суда Венецианской республики: они имели около 50 м длины, 3 мачты и весла, с каждой стороны 32 скамьи, на которых сидело по 6 или 7 гребцов, несколько пушек (не меньше двух).
Антонио Барбаро (Anthonio Barbaro) — начальник гавани,
Цуанни Марчелло (Zuanni Marcello) — лейтенант генерала и капитан одного галеаса [40] .
В течение целого месяца мы искали и поджидали турецкую армию, полагая, что она выйдет в море из Константинополя. Тем временем к венецианскому флоту присоединились мальтийские галеры под флагом приора из Рокеля (Rochel).
Силы турок тогда исчислялись в 28 военных кораблей, 60 галер, из них 22 беев и 9 галеасов. В их флоте было много войска, хорошо снабженного амуницией, и 23 июня они вышли на всех парусах в Дарданелльский пролив, намереваясь прорваться к греческим островам или в другие места архипелага. Как только венецианцы это увидели, то двинулись против них, насколько это было возможно, в полном и добром порядке, хотя мальтийцы и дали понять, что не хотят стать под командование венецианцев и желают сами по своему усмотрению вести свои галеры.
40
Стрейс приводит длинный список, в несколько десятков имен, начальников отдельных кораблей и галер, офицеров и знатных лиц, бывших во флоте (в том числе принц Пармский). В настоящем издании мы его опускаем.
24-го турки все еще стояли у берега; большим преимуществом и защитой были для них две крепости, построенные у входа в Константинопольский, или Дарданелльский пролив, откуда все время палили по венецианцам. Чтобы нанести им больший урон, они поспешно выставили две батареи, одну на правом берегу, у Варварии, со стороны Анатолии, другую со стороны Греции, откуда они обстреливали венецианские корабли, намереваясь разъединить их и прорваться.
Три дня продолжалась стрельба с обеих сторон, и в ней превзошел всех адмиральский венецианский корабль, на котором были подняты самые главные флаги, вследствие чего он подвергся самому жестокому нападению, ибо турки метали из крепостей такими большими и тяжелыми камнями, что они, как быки, падали в воду и на корабли, а жерла пушек в крепостях были шириной с целую пивную бочку. Одним выстрелом сразу убило трех человек, стоявших близ генерала Лоренцо Марчелло; и хотя это не предвещало ничего доброго, тем не менее весь христианский флот оставался в полном порядке и с нетерпением ждал армию султана. Наконец утром 26 июня она решительно двинулась против нас в полном боевом порядке и с таким отвратительным криком, что мы не могли ни слышать, ни понимать друг друга. Турецкие корабли и галеры были набиты народом, так что они сами мешали друг другу.
Большим преимуществом для них был северный ветер, тогда как венецианцы стояли против ветра и у них не было никаких преимуществ. Тем не менее ни генерал Марчелло, ни его флот нимало не уклонились, но, наоборот, в пример другим он стал во главе и в середине кораблей и галер, построившихся в форме полумесяца, с нетерпением ожидая турецкий полумесяц. Но они не переставали стрелять, а ветер и течение не давали нам возможности к ним подступиться, что также мешало галерам беев, ибо им пришлось остаться на своем месте. Венецианцы наконец напрягли все силы, чтобы подойти ближе к неверным, и устремились, как подобает храбрым воинам, к берегу, куда их не подпускало скорее течение, чем ветер. Турки тем временем открыли сильный огонь по зашедшему вперед кораблю Марко Бембо (Маrсо Bembo), так что на нем все трещало; так же суда Лацаро Мочениго (Lazaro Mocenigo), Джироламо Малипьеро (Gerolamo Malipiero), которых поддерживал принц пармский. Но благороднее всего держался капитан Бернардо Брагадино на фрегате «Контарина», на котором в то время находился и я. Никто не обращал внимания на залпы турок, а только старались изо всех сил подойти к ним вплотную. То же самое было на всех нидерландских кораблях, которые надеялись таким образом вызвать турок на решительную битву, и хотя, как уже сказано, ветер был на их стороне, тем не менее они уклонялись и шли, подняв паруса, по излучине канала, между крепостью Анатолией и Варварийским берегом, где стали на якорь, полагал, что крепость даст им надежную защиту.
Глава V
Ветер способствует венецианцам. Турки обращены в бегство. Им отрезают путь. Мужество, проявленное галерами беев. Убивают генерала Марчелло. Мужество Лацаро Мочениго, который потерял глаз. Взрывают корабли «Щит Нассау», «Давид и Голиаф». Турецкий адмиральский корабль сдается. Окончательное, беспорядочное бегство турок. Их полное поражение. Потери обеих сторон.
Тем временем христианское войско на своих кораблях настойчиво боролось с ветром и течением, чтобы напасть на турок; но, убедившись, что все усилия напрасны, долгое время ничего не могло предпринять, и только на грохот их пушек отвечало тем же до тех пор, пока ветер не переменился и господь бог не простер над нами свою милостивую руку и не дал своего благословения, точно так же, как это было примерно сто лет тому назад в доблестной морском сражении в Лепантинской бухте под начальством Дон-Жуана Австрийского [41] . Ветер сначала благоприятствовал туркам, а когда они столкнулись с христианами, бог переменил ветер в ущерб неверным, и христиане одержали величайшую победу, о которой будут говорить до скончания света. То же самое произошло и здесь: как только генерал Марчелло заметил, что ветер слегка переменился к югу, то сразу же отдал приказ всему флоту ринуться на турок, что тотчас было приведено в исполнение, подняв все паруса и налегши на весла. Турки были так испуганы, что многие прыгали за борт, ибо ветер дул им в лицо. Это привело их в такой страх и замешательство, что они не знали, куда им деваться. Они подплывали на кораблях к самому берегу и соскакивали на него, чтобы спасти свою жизнь, но тщетно, ибо течение относило их к морю, так что весь пролив был покрыт людьми, в том числе было много рабов из христиан, которых венецианцы вылавливали на маленьких судах. Тем временем турки бежали без оглядки и старались, налегая на весла, увести свои большие корабли, которые продолжали обстреливать венецианские суда, а галеры защищали их. Но «Лев св. Марка» так неумолимо преследовал их, что от него укрылось только 14 судов, схоронившихся близ крепостей. Отважным показал себя Лацаро Марчелло на «Султании», корабле, незадолго перед тем отнятом у туров; он отрезал им путь и стал обстреливать их. Тем временем генерал Марчелло, врезавшись в середину, нарушил порядок турецкой армии, но сохранил свой, оставаясь в сердце своего полумесяца, состоявшего из проведитора Барбаро Бадуро, мальтийской эскадры, кораблей и галеасов Джузеппо Моресини. Правым крылом командовал начальник гавани Антонио Барбаро, а левым Пьетро Контарини. Тогда началась ожесточенная кровопролитная битва, ибо теперь, когда туркам был отрезан морской путь и дорога к берегу, с отчаяния они стали храбро защищаться, тогда как прежде, когда ветер и течение благоприятствовали им, они не решались подойти, как малодушные трусы, и только издали стреляли из пушек. Тогда галеры беев также вошли в дело. И они поистине держались молодцом и лучше защищались, чем турецкий генерал Мустафа. Стойко держался некий паша (по происхождению грек, отрекшийся от своей веры); он обещал султану принести голову венецианского генерала или сложить свою; и, правда, он сделал все, что мог, чтобы отрезать галеру генерала Марчелло, но ему здорово досталось, так что он потерял свое мужество и генерал сам рассчитывал одолеть его, но был убит пушечным ядром вместе е четырьмя другими, стоявшими рядом с ним. Когда лейтенант Цуанни Марчелло увидал это, то скрыл мертвого и поступил мудро, продолжая вести сражение согласно отданным распоряжениям, однако послал уведомить о смерти генерала проведитора армии Барбаро Бадуро, который не замедлил перейти на галеру убитого, занять его место и вести сражение, как оно было начато. В это время Лацаро Мочениго на своей галере «Султания» близко подошел к берегу, чтобы отрезать туркам к нему путь, и от сильного обстрела корабль его был охвачен пламенем, а незадолго перед тем в глаз храброго Мочениго попала пуля. На «Султании» находились различные добровольцы и дворяне; они все до самого низшего удивительно стойко держались; в том числе капитан Цорци Дагукс, монсиньор Эберт, капитан Гремонвиль и Бернадино Канель; двое последних были смертельно ранены. В том сражении сгорел от взрыва голландский корабль «Щит Нассау», на котором капитаном был Фаустино Рива. Большой голландский корабль «Давид и Голиаф» в жаркой схватке с галерами беев взлетел на воздух от злосчастного выстрела, взорвавшего его пороховую камеру. Он находился так близко от упомянутых галер, что пять из них взлетели на воздух вместе с ним. Нас сильно опечалило несчастье, происшедшее с «Давидом и Голиафом», на нем погибло 22 соотечественника; было их там 44 человека, а спаслось только 22. Принц часто бросался навстречу опасности, и приходилось силой не допускать его к этому. Вместе с генералом Борри (Воrri) на галеасе Марко Рива находился его сын, которого он возил с собой всюду, где предвиделось что-нибудь замечательное. Наконец ночь прекратила это ужасное сражение, однако не надолго, и с наступлением дня мы снова выступили против туров, которые еще защищались, и самой стойкой была их «Капитана». Но адмирал так встретил ее своими пушками, что она в конце концов вынуждена была сдаться, как и остальные.
41
Дон-Жуан Австрийский (1547–1578 гг.) — испанский полководец. Участвовал в войне союзных средиземноморских государств — Венеции, папы, Испании и Генуи — с Турцией. В 1571 г. предводительствуемый им флот из 300 галер напал на турецкий флот, стоявший в гавани Лепанто, и разбил его, захватив 130 галер и освободив 12 тыс. пленных. Кроме уничтожения турецкого флота эта победа не дала союзникам никаких выгод. Захваченный Турцией остров Кипр остался за ней,