Три сказки об Италии. Лошади, призраки и Чижик-Пыжик...
Шрифт:
Глава 6
Лучшие в мире ангелы
— Не ладится у нас мораль, — сказал Чивио. — Наверное, я памятники не те выбираю. Вот что: самые высокоморальные памятники — это ангелы. У нас в Риме много ангелов. Один совсем рядом, у церкви Сант-Андреа-делла-Вилле. Про него рассказывают так: архитектор поручил Ринальди украсить церковь. Но церковь ему не понравилась. «Фу, говорит, какая-то высокая, узкая, еще рухнет». «Не рухнет, — возразил архитектор Мадерна, который делал купол. — Украшай давай». И Ринальди сделал одного ангела и поставил его слева так, словно он подпирает фасад. «Ангел держит вашу падающую церковь, — говорил он. — А иначе все рухнуло бы».
— Это сказка? — спросил
— Нет, это правда. А в правде какая мораль… Полетели лучше к замку Святого Ангела. Там на мосту Святого Ангела есть целых десять ангелов, да еще один на крыше. Про них хорошую сказку рассказывают.
Давным-давно, в 590 году, пришла в Рим Чума. Ох и страшная болезнь: утром здоров, в обед болен, вечером мертв. Сотнями помирали римляне, а по улицам Вечного Города ходила Чума в черном плаще с капюшоном, постукивала посохом, поглядывала пустыми глазницами — кого бы еще погубить. Взмолились люди: «О Господи, спаси нас». И тогда прилетел с неба ангел, сел на крышу мавзолея императора Адриана и вложил меч в ножны. Стали римляне думать, что сие означает.
— Это знак, — говорили одни. — Что Чума ниспослана нам за то, что все время с кем-то воюем. Вот помиримся со всеми врагами — и чума окончится.
— Это знак, — говорили другие. — что надо мечом отрубить голову кому-то, кто сглазил наш город. Как отрубим, так чума и кончится.
— Это знак, — говорили третьи, — что чуму надо лечить хирургическими методами. А меч ангела — это скальпель-переросток.
— В любом случае это знак, что чуме скоро конец, — решили исстрадавшиеся люди.
Был там один юный воробей из клана Навона — Мавзолей-то не так уж далеко от площади Навона. Послушал, поглядел, ничего не понял и полетел спросить, что сие значит. У одного горожанина спросит, у другого — все только шарахаются, говорящего воробья путаются. И видит воробей: идет по улице женщина в черном плаще, посохом постукивает, костями побрякивает, черепом посверкивает.
— Тетенька, а тетенька, — говорит воробей. — Можно я тебя спрошу…
— Можно, — спокойно говорит женщина. — Только я не тетенька, а Чума…
Воробьи чумой не болеют, так что ему все равно было, что Чума, что аппендицит.
— Тетенька Чума, а я что видел! — сказал воробей из клана Навона. — На мавзолей Адриана села птичка. Большая-пребольшая, четвероногая, и крылья у нее в перышках, как положено. Одной ногой она взяла палочку и вложила в другую палочку. Это что значит?
Задумалась Чума.
— А сильно большая птица-то?
— Да с дом будет.
— Тогда это птица Рух, — вспомнила Чума. — Я в прошлом году по Самарканду и Багдаду погуляла, так слыхала про нее.
— А почему четвероногая?
— А про запас. Эти сарацины такие хитрые, везде запасы делают, — объяснила Чума.
— А палочки зачем?
— Наверное, гнездо строит, — сказала Чума. — У рухов сейчас пора гнездования.
— Ой, так она в Риме навсегда останется, деток выведет… А я вот слышал, что птица Рух питается не булками и не червяками, а чумками. Обычно она ловит и ест собачьи чумки, их легче поймать. Но и настоящей, человечьей чумой не брезгует. Сидит сейчас птица Рух на куполе, облизывается… Оттуда, с высоты, нас хорошо видно…
Опять задумалась Чума.
— А пойду-ка я в Венецию, — сказала она. — Говорят, красивый город. Многолюдный.
И пошла, торопливо постукивая посохом.
— Тетенька Чума! — жалобно позвал ее воробышек. — Я пошутил! Ну, чего ты шуток не понимаешь…
Но Чума не услышала и ушла. И эпидемия в городе кончилась. Благодарные римляне поставили на вершине купола Мавзолея фигуру ангела, вкладывающего меч в ножны. И правильно — воробей в качестве памятника на куполе смотрелся бы куда менее эффектно.
— Теперь мораль…
— Знаю! — воскликнул Чижик. — «Одни работают, а другим за это памятники ставят!»
— Нет, ну что ты! Ангел же правильно предсказал окончание эпидемии! Его справедливо увековечили! На самом деле мораль такая: «Всякое зло добра боится». Посмотри, какие ангелы красивые. Их позднее на мосту поставили, в 17 веке. Архитектор Бернини с товарищами делал.
— Большие какие, — уважительно заметил Чижик. — Красивые, беленькие… печальные. Ой, а вот этот веселый! У него в правой руке мороженка! Ой, и в левой тоже мороженка!
— Да что ты! — возмутился Чивио. — Ангелы мороженого не едят.
— Бедняги, — пожалел Чижик. — А что это он держит непонятное? Я думаю, что все-таки мороженое. Поэтому и веселый такой. Очень хорошие ангелы. Особенно этот, с мороженкой.
— Кстати, — сказал Чивио. — Пора и нам перекусить. И на ночлег устраиваться. Я тебе покажу отличное местечко под карнизом дворца Памфила на площади Навона. Но сначала заскочим поесть спагетти.
— Я, конечно, съел однажды пять «бродячих собак»… ну, булок в кафе «Бродячая собака». Но обычно я не ем, — отказался Чижик. — Я бронзовый.
— Что? — изумился Чивио. — Ты не ешь спагетти? А пенне? А равиоли? А лазанью?
— Да я бронзовый!
— Ты можешь быть хоть мраморный. Но в Италии все едят пасту — это разные макароны. Так что полетели в пастицерию.
Птички улетели. Быстро темнело. В замке святого Ангела и на мосту включили подсветку. Тени заметались под мостом, зависли над ангелами.
— Куда они делись? — спросила одна тень мраморного печального ангела. — Портун потерял их, едва они отошли от дверей. А мы полны сил только в сумерках. Где они? Живая птица и бронзовая птица?
— Сгинь, исчадие ада, — надменно сказал печальный ангел. — Мы не выдадим маленьких божьих пташек силам тьмы.
— Ай-я-я-яй! — обиженно заверещал кто-то невидимый.
— Ты, каменный болван! — возмутился второй голос. — Мы были великими, когда ты еще валялся в каменоломне!
— Отстань, Сумман, а то как дам мороженкой! — ухмыльнулся веселый ангел. — У меня их две, так что одной для такой цели не жалко!
— Молнией зашибу! — пригрозила тень.
— А мы обгромоотводенные как ценные памятники архитектуры, — ехидно сказал веселый ангел и лизнул мороженое в левой руке.
— Мы ведь можем вспомнить, что у нас тоже есть крылья! — загремел басом третий Ангел, самый величественный. — Щас как вдесятером взлетим с моста, как нападем…
— Ладно, — вздохнула Тень. — Убедили. Исчезаем. Пошли, братва, нас тут не поняли в натуре.
И четыре тени метнулись от моста Святого Ангела. Или это были летучие мыши?
Глава 7
Памятник мудрым мыслям в крепкой башке
Вам приходилось просыпаться летним утром во дворце на площади Навона? Сверкают фонтаны, улыбаются наяды, статуя Рио-делла-Плата приветливо машет церкви Святой Инессы. Пахнет кофе, рогаликами и цветами. Уличные художники расставляют свои мольберты, торговцы сувенирами раскладывают свой разноцветный товар, путеводители на лотках весело трепещут на ветру. Взъерошенный Чивио слетел с карниза дворца Памфила, Чижик — за ним.
— Сегодня я покажу тебе памятник старому другу нашего семейства, — сказал Чивио.
Между причудливыми палаццо площади Мадам, мимо нарядных домов пьяццы Святого Евстафия, мимо серой громады Пантеона пролетели они на чудесную площадь. Посреди площади стоял мраморный слон.
— Вот! — торжественно сказал Чивио. — Все воробьи из клана Навона чтут его как родственника.
— Но это же слон! — удивился Чижик.
— Естественно, не кошка, — хмыкнул Чивио.
— А почему слон стоит напротив церкви? А почему у него на спине столб вроде телеграфного? А почему…
— «Почему, почему», — передразнил Чивио. — Чтобы было! В Риме нет никаких «потому что», в нем сплошные «чтобы было». Эта площадь — очень странное место. В давние времена здесь стояли храмы римской богини ремесел Минервы и египетских богов Изиды и Сераписа. Потом построили христианскую церковь Санта Мария сопра Минерва. Потом тут, в церковном дворе, осудили Галилея за то, что земля вертится. Хотя не он ее запустил, между прочим. Много чего было. И вот в 1665 году монахи копали огород и нашли вот этот здоровенный египетский обелиск. Как он вырос в огороде вместо морковки — неизвестно. Вроде бы его солдаты Юлия Цезаря сперли в Египте, поставили на Марсовом поле, а он оттуда сбежал и в землю закопался… Папа приказал поставить обелиск на площади. И не просто так, а на слона. И мораль написать: «Чтобы вынести тяжелые мысли, надо иметь крепкую башку».