Три стильных детектива
Шрифт:
Войдя, он почувствовал аппетитный запах гратена [158] , фирменного блюда Эфросиньи, имевшей обыкновение ужинать вместе с сыном и невесткой. Зюльма Тайру, помогавшая ей на кухне у Кэндзи Мори, вышла замуж за Андре Боньоля, бывшего дворецкого Легри, и перебралась в Нант, где готовила в местном кафе жареный картофель по-парижски. Так что теперь Эфросинья буквально разрывалась на части, помогая и семье сына, и Виктору с Таша. Мсье Мори отказывается от ее услуг? Что ж, это даже к лучшему. И пусть тогда сам разбирается со своей новой экономкой!
158
Гратен –
Пока Жозеф обсуждал новости с матерью, Айрис сидела в гостиной, где вышивала суконный чехол на пианино, напевая дочке колыбельную. Та лежала рядом, посасывая палец. Слушая ровное дыхание дочери, Айрис погружалась в сладостный, волшебный мир. Три тетради сказок с рисунками Таша лежали на письменном столе. Последняя история, «Кот с острова Мэн», была еще не закончена. Ее герой, белый кот, так горевал из-за того, что у него не было хвоста, что решил купить на континенте кошку-девятихвостку [159] … Она унеслась мыслями очень далеко, но тут свекровь позвала всех за стол.
159
Имеется в виду особая порода бесхвостых кошек с острова Мэн. Согласно легенде, кошка опаздывала на Ноев ковчег и Ной, затворяя дверь, нечаянно прищемил ей хвост; кошка-девятихвостка – плеть с девятью и более хвостами, на конце которых либо узлы, либо крючья, либо острые наконечники. – Прим. перев.
– Ты слишком много работаешь, сынок! – ворковала Эфросинья. – И переутомляешься! Понимаю, ты стал компаньоном, но почему бы мсье Легри не подменять тебя по субботам? Я только что видела их с мадам Легри… Она одета в один из этих дурацких костюмов. Все так и пялились на ее ноги, стыд-то какой!
– Мама, я тебе уже объяснял, мы распределили обязанности. Виктор дежурит три утра и три полных дня в неделю. А Кэндзи главным образом разыскивает у букинистов и на аукционах раритеты. Я по понедельникам свободен, а по вторникам и четвергам разношу книги. Таким образом нам не приходится нанимать еще одного работника, а у Виктора остается свободное время для занятий фотографией… Скоро мы сменим вывеску, и на ней будет значиться: «Древние и современные книги. Мори – Легри – Пиньо»!
– Мне тоже кажется, что все идет хорошо, – поддержала мужа Айрис. – Жозеф может больше времени уделять семье и своему писательству. Он говорил вам, что «Месть призрака» выйдет в «Пасс-парту» на следующей неделе?
– Конечно говорил! И все же я убеждена: его эксплуатируют! И платят мало! Небось, Пьер Декурсель [160] не страдает от безденежья! – возразила Эфросинья.
– Ну послушай, мама! У него же толпа помощников, а я все делаю сам!
Не так давно Матильда де Флавиньоль подарила ей билет в театр Амбигю-Комик на «Двух малышей»; Эфросинья вышла из зала в слезах и теперь только и говорила, что о том спектакле.
160
Пьер Декурсель (1856–1926) – автор бульварных романов, в том числе «Преступление святого», «Пьющая слезы» и «Два малыша», которые пользовались огромным успехом. – Прим. перев.
– Ах! Какая трогательная пьеса! Мне так жаль Фанфана и Клодине, ведь они стали жертвами бандита Ля Лимаса и его сожительницы Зефирины. Вот какие истории следует сочинять! Больной чахоткой мальчик, отец которого несправедливо обвиняет свою жену в измене и мстит, отдав сына Ля Лимасу… Это даже лучше, чем «Две сироты».
Но Жозеф не слушал. Он уставился в тарелку, вспоминая случай, произошедший совсем недавно, в феврале: лошадь фиакра номер 10 536, устав ждать пассажира, поднялась вверх по улице Эльзас, дошла до соседней станции и остановилась, пока кучер искал ее повсюду как одержимый.
– Вот и сюжет будущего романа: экипаж, который тянет заколдованная кобыла… И называться он будет «Адский фиакр» – успех гарантирован! – произнес наконец Жозеф, прежде чем положить в рот изрядную порцию картофеля и расплавленного грюэра.
Ему так не терпелось записать скорее свою идею, что он в мгновение ока покончил с ужином – к удовольствию матери, которая отнесла это на счет своего кулинарного таланта.
Стена на улице Корвизар была увита вьюнком. Его не было лишь на ржавых створках ворот, ведущих в поместье. Над Бютт-о-Кай уже сгущались сумерки, когда двое с сумками, один широкоплечий, а второй – тщедушный, повернули в замке тяжелый ключ и направились по заросшей тропинке к дому, силуэт которого темнел на фоне золотистого вечернего неба. На полпути тщедушный замедлил шаг и бросил в пруд пригоршню крошек. На мутной поверхности появились круги: карпы, лини и золотые рыбки наперебой хватали крошки.
– Зачем ты их кормишь? Лучше давай поймаем одного и сами полакомимся, – проворчал здоровяк.
Он схватил тщедушного за рукав, но тот вырвался и первым устремился в заросли.
Перед небольшим строением они остановились. Тщедушный снял навесной замок с подгнившей двери и зажег фонарь. Они шли по узкому, затянутому паутиной коридору, в конце которого была лестница с крутыми ступенями, ведшая в погреб. Фонарь осветил канделябр со свечными огарками и окно, наглухо закрытое ставнями, а потом выхватил из темноты покрывало, которым был накрыт какой-то длинный вытянутый предмет. Тщедушный испуганно отшатнулся.
– Ты уверен, что он действительно… – прошептал он.
– Если бы он был жив, мы были бы в курсе. Давай скорее!
Они откинули покрывало. Перед ними лежал окоченевший труп мужчины в брюках и рединготе, с прижатой к груди рукой. Глаза мертвеца были закрыты. Здоровяк ощупал одежду, порылся в карманах покойника. Достав бумажник, тут же в него заглянул, но там лежали только две купюры, которые он сунул себе в карман.
– Раздевать не будем.
– А башмаки?
– И что это даст? Я все обдумал, никто его не опознает.
Тщедушный возразил, перекрестившись:
– Это не по-христиански, вот так хоронить человека!
– Не по-христиански? А убивать вообще по-христиански? Держать его в этом тайнике по-христиански? Мы взялись за грязную работу, и теперь у нас один выход – закончить ее как можно скорее, иначе мы рискуем оказаться на тюремных нарах, где у нас будет достаточно времени, чтобы перебирать четки и благоговейно призывать на помощь Святую Троицу. Раньше надо было думать! И не забудь, ты сам затеял эту игру.
– Надо было запихнуть его в мешок, набить туда камней и бросить в пруд. Он бы утонул, и рыбы бы его сожрали.
– Не смеши меня! Это ведь не пираньи и не аллигаторы. Давай, доставай инструменты. Наш приятель бледен, и я его сейчас разукрашу. Но прежде всего – одеяние. Шевелись, подавай инструменты!
Тщедушный взглянул на подельника со смешанным чувством восхищения и отвращения. Но тот сурово повторил приказ, и ему пришлось повиноваться. Присев на корточки, тщедушный достал из первой сумки отрез сукна и расстелил его на земле. Затем вынул инструменты, разложил на ткани, и здоровяк принялся за дело. Тщедушный же поднялся, шепотом произнес: «Матерь Божия!» – и свернул пыльное покрывало.