Три страны света
Шрифт:
– Я не доглядела, матушка! право, не доглядела!
– Как можно не доглядеть! Король на валете лежит, а вы преспокойно его берете.
Лиза положила конец спору: она кинулась к столу, смешала карты под общий крик старушек и, указывая на Каютина, сказала:
– Бабушка, к вам пришел гость!
И, как ни в чем не бывало, она села в угол и, сложив руки, насмешливо смотрела на свою бабушку и Граблина, который представлял бабушке Каютина.
После обычных приветствий все уселись кругом стола. Сделалось молчание. Тогда Лиза встала, придвинула
– Кто хочет, я буду гадать?
– Погадайте-ка моему Степану! – заметила старушка Граблина.
Лиза с презрением посмотрела на Граблина, который едва скрывал свою досаду на Лизу за шутку с портретом: день тому назад, как ему показалось, она серьезно обещала ему свой портрет!
– Я и без карт, ему угадаю! – надменно отвечала Лиза. – Если выкинете разные глупости из головы, – тихо шепнула она Граблину, – то будете иметь, – продолжала Лиза громко, – и чины, – и деньги, и все!
– Я вам не верю, – иронически сказал Граблин.
Лиза вспыхнула, но сдержала свой гнев, блеснувший у ней в глазах, и пресерьезно стала раскладывать карты по столу.
– Позвольте мне погадать, вам, – сказал Каютин, чувствуя необыкновенное желание побесить Лизу.
Она с радостью передала ему карты и надменно сказала:
– Только с условием – не позволяйте вмешиваться бабушке: она везде видит свадьбу!
Старушки значительно переглянулись. Граблин тяжело вздохнул.
Каютин попросил Лизу снять карты и сказал:
– Думайте!
Лиза закрыла глаза, прошептала что-то над картами и потом, передавая их Каютину, сказала:
– Задумала.
Каютин, раскладывая карты, тихо спросил Лизу:
– Вы не боитесь посторонних? я ведь очень верно все отгадываю!
Лиза засмеялась и с гордостью отвечала:
– Я ничего не боюсь, да и нет колдуна во всем свете, который бы мог угадать, что я думаю! – и, обратясь к шептавшимся старушкам, она повелительно сказала: – Слушайте же, бабушка!
Все обратили внимание на Каютина, который, раскладывая карты, сказал:
– Я прежде сам не верил картам.
– Как можно! что вы! – быстро возразили старушки.
– …Но один из моих товарищей, странствуя со мною по пустынным землям, так хорошо отгадывал на картах содержание всех писем, которые я получал, что я стал верить им. Он-то мне и передал тайну угадывать чужие мысли.
Лиза лукаво глядела на старушек, которые с жадностию слушали Каютина. Они принялись экзаменовать его, спрашивая о значениях карт; Каютин сбивался; Лиза от души смеялась.
– Право, я не виноват; меня так учил мой приятель Душников! – сказал Каютин, сделав на фамилию особенное ударение, и устремил глаза на Лизу, которая вся содрогнулась, будто от электрического удара.
Старушка радостно вскрикнула и со слезами на глазах, робко глядя на Лизу, спросила Каютина:
– Батюшка, как я рада! так вы его знали? какой хороший и добрый человек он! Ах, господи, да где он? как вы его знали?
Лиза молчала; она то бледнела, то краснела.
– Лизанька,
Лиза гневно окинула все собрание своими огненными глазами, принужденно улыбнулась, смешала карты и встала из-за стола. Она села в угол, подозвала к себе Граблина и стала шутить и кокетничать с ним.
Каютин был возмущен равнодушием Лизы к человеку, который так ее любил и столько через нее вытерпел! Она даже не спросила, жив ли он!
Начались расспросы: как и где Каютин познакомился с Душниковым, которым старушка интересовалась от чистого сердца, поминутно похваливая его.
Рассказывая свое знакомство с ним, Каютин много высказал Лизе ядовитых колкостей, непонятных остальным.
Лиза делала вид, будто не слушает его, но раза два принужденный ее смех замирал, и она переставала болтать.
Узнав, что он так много путешествовал, старушка пристала к нему с просьбами рассказать что-нибудь. Лиза тоже присоединила свою просьбу, которая, впрочем, походила больше на приказание.
– Хорошо, – сказал Каютин. – Я расскажу вам мои похождения в киргизских степях.
Уселись кругом стола, воцарилась тишина, и Каютин начал рассказывать:
– "У меня был приятель, человек бедный, но с необыкновенным талантом, и, рано ли, поздно ли, ему готовилась блестящая роль. Не так вышло. Он любил в своей жизни, и любил больше, чем несчастливо; любовь сначала улыбнулась ему, поманила его своими радостями, – и вдруг все для него кончилось, и еще как! без всякого повода с его стороны, без всякой видимой причины, вернее всего, по какой-нибудь пошлой и непростительной прихоти разбито было сердце благородное и любящее, достойное лучшей участи. Это наложило на его характер печать мрачности и глубокого уныния. Ничто в жизни не интересовало его. Он жил потому только, что надо было жить. Будь богат, он поехал бы странствовать, но денег не было, и он выбрал себе занятие…"
– А как звали вашего приятеля? – равнодушно спросила Лиза.
– Позвольте мне умолчать его имя, – резко отвечал Каютин.
Затем он рассказал о Душникове все то, что уже известно читателю, и продолжал:
– …"Утром Хребтов разбудил нас криком: киргизы! киргизы! Я взглянул, точно: вдали, за небольшим покатым пригорком, виднелось до тридцати кибиток; лошади бродили около них.
– "Что ж нам делать? – спросил я Хребтова. – Не подкрасться ли тихонько?
"Хребтов улыбнулся.
– "Ты думаешь, они нас не видят? – сказал он. – Да киргиз даром что узкоглазый, а в десяти верстах видит!
"Решились прямо наступать и требовать выдачи товарищей. Ножи ужу нас были с вечера выточены, винтовки заряжены. Благословясь, пошли. Но только сделали с полверсты, как в ауле поднялась сумятица; дикари кричали, бегали, ловили лошадей и запрягали в кибитки. Еще через полчаса впереди поднялась пыль столбом: весь аул, кто верхом, кто в кибитках, пустился бежать!
– "Подлые трусы! – сказал Хребтов. – Вот так они всегда!