Три страны света
Шрифт:
В этом суждении Н. Г. Чернышевского о романе содержится отповедь всем народническим представлениям о том, что Россия минует буржуазный путь развития. Революционная демократия во главе с В. Г. Белинским и Н. Г. Чернышевским отчетливо сознавала, что Россия неизбежно вступит на путь капиталистического развития и что буржуазный общественный строй является более высокой ступенью общественного развития, чем крепостнический. Именно в этом смысл известного письма В. Г. Белинского к П. В. Анненкову от 15 февраля 1848 года, в котором, имея в виду М. А. Бакунина, он пишет: "Мой верующий друг доказывал мне еще, что избави-де бог Россию от буржуазии. А теперь ясно видно, что внутренний прогресс гражданского развития в России начнется не прежде, как с той минуты, когда
Эти суждения опровергают точку зрения П. Н. Ткачева и А. М. Скабичевского и являются наиболее правильным основанием для историко-литературного рассмотрения романа;
В самом начале работы над романом авторы его были вынуждены под угрозой запрещения дать цензурному комитету следующее письменное "удостоверение": "Роман будет производить впечатление светлое, ибо для главных лиц его, в которых читатель примет наибольшее участие, роман кончится счастливо. Все лучшие качества человека – добродетель, мужество, великодушие, покорность своему жребию – будут представлены в лучшем свете и увенчаются развязкой. Напротив, порок решительно торжествовать не будет" (см. в статье В. Е. Евгеньева-Максимова. В цензурных тисках, "Книга и революция", 1921, No 2/14).
Роман "Три страны света" должен был в известной мере восполнить тот урон, который был нанесен "Современнику" свирепствовавшей цензурой, запретившей к печати сразу шесть повестей и, кроме того, роман Евгении Сю. Своим письменным "удостоверением" и тем, что был избран жанр приключенческого романа, Некрасову и Панаевой удалось несколько усыпить бдительность цензуры, хотя при внимательном чтении романа становится ясно, что нота социального протеста в значительной степени определяет собой и его построение и характеристики изображенных в нем лиц. Миру богатых и властных хозяев, миру алчных хищников противопоставлен мир городской и деревенской бедноты, постоянных тружеников, которым авторы и отдают все свои симпатии. Русская аристократия получает в романе крайне отрицательную характеристику. Вот Григорий Петрович Бранчевский, который "служил при дворе и, подобно своему отцу, никогда не вел счета ни своим доходам, ни долгам. Получив отцовское наследие с достаточным долгом, он не только не уплатил его, но удесятерил". Уже немолодым холостяком он прижил ребенка с соблазненной им дочерью старика дворецкого Натальей, а затем, задумав женится на богатой дворянке, насильно выдал Наталью замуж за Антона, буфетчика.
И сын его Владимир и внук Александр – такие же негодяи и развратники. Все три поколения аристократов изображены в романе нравственно разложившимися, без удержу отдающимися низменным, глубоко эгоистичным страстям. Охота, карты, кутежи и распутство заполняют всю жизнь этих ничтожных людей.
В романе не указывается прямо, на какой социальной почве развились их пороки, но нельзя не притти к заключению, что огромную роль играет здесь крепостное право. Несчастная Наталья стала жертвой сластолюбия Григория Бранчевского прежде всего потому, что она – крепостная, а он – барин. Если бы не крепостнические нравы, господствовавшие в усадьбе Бранчевских, сын Натальи не сделался бы горбуном.
Избегая, под непосредственным давлением цензуры, прямых антикрепостнических выпадов, авторы романа, иной раз с помощью, казалось бы, незначительных зарисовок современной действительности, стараются натолкнуть читателя на мысль о нравственной несостоятельности отношений, существующих между крестьянами и барами-аристократами. Такова, например, вводная, отнюдь не связанная с основным содержанием романа сцена в первой главе седьмой части. Укажем также на вторую главу третьей части ("Деревенская скука"), где с таким мастерством обрисованы пустота и бессодержательность помещичьей, жизни. Чего только не придумывает для своего развлечения ошалевший от скуки помещик, буквально выматывая душу дворовых. И опять совершенно ясно, что почву для всего этого создает крепостное право.
В глазе "Деревенская скука" Некрасову-прозаику удалось,
В "Деревенской скуке" в известной мере уже ощущается тот подход к изображению помещика эпохи крепостного права, который характерен, например, для гончаровского романа "Обломов". Проявив в достаточной степени скептическое отношение к "доброму" барину Тульчинову, Некрасов зарисовал, правда очень беглыми Штрихами, и дворянина-интеллигента, "бедного делом, но богатого словом". Явным образом припоминая свои впечатления от знакомства с казанским помещиком Григорием Михайловичем Толстым, он изображает помещика Григория Матвеевича Данкова, "жившего то в Москве, то в Петербурге, то в Париже", а затем водворившегося в своем имении, чтобы "работать, приносить пользу обществу". "Когда, тряхнув своими длинными кудрями, остриженными в кружок, он энергически ударял кулаком по столу и заводил речь о той жажде благородной деятельности, которая кипит в его груди, нельзя было не сочувствовать, не верить каждому его слову, нельзя было не сознаться, что он призван действовать и сделать много хорошего…".
Поселившийся в усадьбе Данкова Каютин чувствует себя очень хорошо: "отличный стол, удивительное вино, охота, верховые лошади, книги и, наконец, приятные собеседования". Но "время между тем шло", и у Каютина мало-помалу начинают открываться глаза на его хозяина. "Он сначала удивлялся, почему Данков медлит приводить в исполнение свои остроумные и общеполезные планы, о которых так прекрасно и с таким жаром говорил. Но когда поближе присмотрелся к делу, когда сам пожил той жизнью, удивление его кончилось. Он даже сознался внутренне, что и сам бы мог прожить тут бесконечное число лет, ни разу не вспомнив о деле…".
Некрасов хочет сказать этими словами, что праздная, обеспеченная жизнь, которую ведут Данковы и им подобные, неизбежно должна парализовать их "благие порывы", а поскольку такая жизнь возможна при том только условии, что за тебя работают другие (то есть крепостные), – то и здесь нельзя не усмотреть замаскированного выпада против крепостного права. (О том, что прототипом Данкова является Г. М. Толстой, указано К. И. Чуковским в статье "Григорий Толстой и Некрасов" в "Литературном наследстве", 1946, No 49-50, стр. 365-396. Там же указывается генетическая связь Данкова и Агарина, героя поэмы "Саша".)
Горький опыт с "Колыбельной песнью", вызвавшей негодование и злобные доносы Булгарина, не мог не обусловить сугубо осторожного подхода Некрасова к изображению чиновников. Тем не менее в: романе есть страницы, где все чиновники от высших до низших характеризуются определенно отрицательными чертами (см., например, восьмую главу второй части).
Наряду с антипатичным образом Кирпичова, столичного купца, авторы романа в "Истории мещанина Душникова" (3-я глава третьей части) рисуют не менее отрицательными чертами образ провинциального купца.
Длинную галерею отрицательных образов "Трех стран света", в которую входят и представители аристократии, и дворяне-помещики, и чиновники различных рангов, и, наконец, купцы, увенчивают многочисленные образы мелких хищников и хищниц. Такова домовладелица мещанка Кривоногова, квартирохозяйка, у которой живет Душников, немец-басонщик, в мастерской которого учится маленький "чухонец" и другие.
Картинам нищенской, подлинно люмпенпролетарской жизни, образом бедняков, дошедших до крайних ступеней нужды, поистине несть числа в романе. Они в значительной степени составляют тот фон, на котором развертывается действие. Авторы подробно рисуют и жилище бедного ремесленника (часть 8-я, гл. V), и комнату художника-портретиста (часть 3-я, гл. III), и внутренний вид крестьянской избы (часть 6-я, гл. VIII), и всюду они указывают на беспросветную нищету. Сочувственное отношение к беднякам выказывают авторы романа и в истории бывшего "подгородного пастуха", отданного Тульчиновым на обучение в мастерскую (часть 4-я, гл. I и II), и в изображении швейной мастерской (часть 2-я, гл. V).