Три суда, или Убийство во время бала
Шрифт:
Я вернулся в дом, чтобы узнать, не было ли в числе гостей архитектора и, отыскав его, просил составить план дома. Он обещался доставить его мне на следующий день.
Гости стали разъезжаться, но между ними не было того веселого говора, с которым обыкновенно расстаются после бала.
Признаюсь, пробуждаясь не раз от тревожного сна, в котором я провел остаток ночи, я думал: не было ли все случившееся плодом сновидения, так необычайно казалось мне совершенное преступление.
Глава 2. Диадема
Следующий день принес с собою раскрытие новых обстоятельств, которые на балу не были обнаружены.
Падение лестницы давало повод предположить, что ее мог уронить сходивший по ней человек. Кто же другой мог быть этот человек, как не убийца Руслановой? Но вот задача: был ли он в доме Русланова до совершения им преступления, или же он вошел из сада по лестнице, убил Елену Владимировну и затем ушел тем же путем? Узнать это было чрезвычайно важно. Следы крови в саду давали основание предполагать, что бежавший преступник ранил себя, падая вместе с лестницею.
Еще накануне словесные расспросы привели меня к убеждению, что никто из посетителей не уезжал с бала до моего приезда, и все были задержаны по распоряжению Матова. Но нельзя было поручиться, чтобы кто-нибудь не скрылся через окно, тем более что посторонний человек, который бы взобрался по лестнице, должен был бы знать наперед, что он найдет свою жертву именно в той комнате, которая сообщалась окном с коридором. Я был более склонен верить, что убийца находился на балу до совершения преступления.
С десяти часов утра квартира моя начала наполняться людьми, призванными к допросу. Хотя показания их уже были мне большей частью известны, но предстояло все-таки допросить их обо всем формально. Я принужден был ограничиться этими расспросами, пока сыщики и полиция не представят каких-либо новых данных.
Удивительнее и загадочнее всего явилось то обстоятельство, что убийца, ничего не похитил, а потому невозможно было догадаться, что могло быть причиной убийства.
Я уже приступил к допросам, когда мне доложили о приезде Русланова.
Я велел его просить.
Старик вошел ко мне не с тем видом, какой он имел накануне. Он вошел тихо, едва передвигая ногами. Седые волосы его как будто еще более посеребрились за ночь. Он показался мне постаревшим лет на десять.
Я встал со своего места, чтобы помочь ему дойти до кресла, и хотел сказать несколько успокоительных слов, но старик залился слезами.
Долго пришлось мне его успокаивать.
Я боялся, чтобы с ним что-нибудь не случилось. Однако выпив стакан воды, он немного оправился. Тогда я спросил его: что он имеет передать мне?
– Я бессильный, слабый старик, – тихо проговорил он, – на что мне теперь мое богатство? С кем мне им делиться? Кому оставлю я свое состояние?…
Он вновь заплакал.
– Вы имели что-то сказать мне, если не ошибаюсь?
– Да! Вот я уже и забыл, зачем пришел сюда, хотя имел что-то важное передать вам.
– Не можете ли вы указать мне на какие-нибудь следы… на какую-нибудь вашу догадку? Не имеете ли вы какого-либо подозрения? Чем объясняете вы себе совершившееся преступление, если поводом к нему не была кража?
– Да, вот за этим именно я и пришел сюда. Я сначала думал, как и вы, кажется, полагаете, что кражи никакой не совершено. Но. – при этих словах он от волнения остановился.
– Но? – настаивал я.
– Мерзавцы похитили диадему и для того только, чтобы скрыть свою кражу, лишили меня дочери.
– Какую диадему?… Вчера мне показывали весь бриллиантовый убор, который был на вашей дочери.
– Вам показали не все, не все! Вчера этого не заметили. Сегодня обнаружилось, что недостает бриллиантовой диадемы, которою, кроме звезды, была украшена ее голова.
Это известие разбило все мои предположения. Или, вернее, оно еще более усложнило дело, хотя и подавало надежду, что впоследствии, с отысканием бриллиантов, мог быть разыскан и убийца.
– Но уверены ли вы, – спросил я, – что диадема была похищена до смерти Елены Владимировны? Не воспользовался ли кто-нибудь, например, из прислуги общим смущением, чтобы похитить драгоценную вещь и затем свалить кражу на убийцу?
– Нет, я за прислугу свою ручаюсь. Все мои люди служат у меня очень давно, и всех их я хорошо знаю.
– Но поручитесь ли вы так же за всех ваших гостей? У вас было так много званых, что не мудрено, если вы их не всех одинаково знаете.
– Может быть. Конечно, за всех ручаться нельзя, хотя, правду вам сказать, мне как-то не верится, чтобы кому-нибудь пришла на ум кража в тот самый момент, когда несчастную умирающую дочь мою переносили в ее комнату.
– Я и сам скорее склонен предположить, что диадема похищена убийцей, однако нельзя задаваться этой мыслью. С предвзятой идеей легко ошибиться. Но вам нужен отдых. Если вам более передать мне нечего, я потороплюсь записать ваше показание, чтобы вас не задерживать.
Секретарь и Русланов подписали показание. Старик до того был убит несчастьем, что едва мог встать с места и без посторонней помощи вряд ли дошел бы до своего экипажа.
Я принялся было допрашивать одного из вчерашних гостей, как приехал полицеймейстер и сказал мне, что должен сообщить о важном открытии. Мы заперлись вдвоем в кабинете.
– В чем дело? – спросил я.
– Кокорин, – сказал полицеймейстер, – удивительно находчив и расторопен. Он с раннего утра осматривал весь сад; необыкновенно искусно снял слепок со следов и, осматривая лестницу, нашел небольшой кусок коричневого сукна, по-видимому, от сюртука или от пиджака, с куском шелковой подкладки, застрявшей в одной из трещин лестницы…